С. Н. Булгаков

Свет Невечерний. Созерцания и умозрения

Памяти отшедших:

отца моего, г. Ливен протоиерея, о. Николая Васильевича Булгакова и матери моей Александры Косминичны урожд. Азбукиной

с чувством духовной верности посвящается

В этом «собранье пестрых глав» мне хотелось выявить в философствовании или воплотить в умозрении религиозные созерцания, связанные с жизнью в Православии. Такая задача хотя и подавляет непомерностью, но и овладевает душой с неотступностью. И подобный замысел не ограничивается литературой, им предполагается и творческий акт духовной жизни: книга, но уже и не книга, не только книга! Лишь краем души касаемся мы жизни Церкви, отягченные грехом, затемненные «психологизмом», но даже и из таких касаний почерпаем силу, которая живит и оплодотворяет творчество. В свете религиозного опыта, как ни скудна его мера, зрится и оценивается «мир сей» с его тревогами и вопрошаниями.

Господи!
Путь наш меж камней и терний,
Путь наш во мраке.
Ты, Свет Невечерний, Нас осияй!

(А. С. Хомяков. Вечерняя песня)

Скудно взыскуется и слабо брезжит в душе этот свет через темное облако греха и смятенности, труден путь чрез современность к Православию и обратно. Однако от всякой ли можно освободиться трудности и должно освобождаться? Сколь ни страстно жажду я великой простоты, белого ее луча, но отрицаюсь столь же лживого, самообманного упрощения, этого бегства от духовной судьбы, от своего исторического креста. И лишь как искатель религиозного единства жизни, взыскуемого, но не обретенного, выступаю я в этой книге. Пусть духовное существо современности изъязвлено проблемами и источено сомнениями, но и в ее сердце не оскудевает вера, светит надежда. И мнится, что в мучительной сложности этой таится своя религиозная возможность, дана особая задача, свойственная историческому возрасту, и вся наша проблематика с ее предчувствиями и предвестиями есть тень, отбрасываемая Грядущим. Осознать себя со своей исторической плотью в Православии и чрез Православие, постигнуть его вековечную истину чрез призму современности, а эту последнюю увидать в его свете – такова жгучая, неустранимая потребность, которая ощутилась явно с 19 века, и чем дальше, тем становится острее.

Руководящие идеи этого философствования объединяются не в «системе», но в некоторой сизигии, органической сочлененности, симфонической связанности. От такого философско-художественного замысла требуется, с одной стороны, верность и точность саморефлексии в характеристике религиозного опыта, при выявлении «мифа», а с другой – нахождение соответственной формы, достаточно гибкой и емкой для его раскрытия. Но и при наличии этих условий остаются нелегко уловимы внутренние ритмы мысли, ее мелодический рисунок и контрапункт, характер отдельных частей композиции: философское искусство принадлежит к числу наименее доступных. Это приходится сказать даже о Платоне, явившем недосягаемые образцы философской поэзии в своих диалогах, где не столько доказуется истина, сколько показуется ее рождение. Конечно, такое искусство не есть лишь неотъемлемая принадлежность одной философской музы Платона, оно вообще связано с определенным стилем философствования. Такого стиля инстинктивно и сознательно ищет и русская религиозная философия, и для нее это искание диктуется не притязательностью, но внутреннею необходимостью, своего рода музыкальным императивом.

В связи с общим замыслом чисто исследовательская часть в изложении сведена к минимуму: автор сознательно отказывается от стремления к исчерпывающей полноте библиографического и ученого аппарата. Внимание читателя привлекается лишь к таким страницам истории мысли, которые имеют прямое значение для более отчетливого выявления собственных идей автора (хотя, конечно, при этом и прилагается забота, чтобы при эпизодическом изложении не было существенных пробелов). В интересах четкости и стройности изложения в книге введено два шрифта, причем историко-литературные экскурсы и сопоставления напечатаны более мелко и могут быть даже опускаемы при чтении без разрыва целостной ткани мысли.

Книга эта писалась медленно и с большими перерывами (в течение 1911–1916 годов), а заканчивалась она уже под громы мировой войны. Для гуманистического мировоззрения, победно утвердившегося в «новое время», война эта поистине явилась духовной катастрофой, неожиданной и опустошительной. Она разбила обветшавшие скрижали и опрокинула общечтимые идолы. Напротив, в религиозном мироощущении катастрофа эта внутренне предугадывалась, как надвигающаяся вместе с созреванием исторической жатвы. Во всяком случае, последние события нас не заставили ни в чем существенном пересмотреть или изменить основные линии мировоззрения, верований, устремлений, отразившихся в этой книге, они даже придали им еще большую определенность и трагический пафос. Грандиозность происходящего не вмешается в непосредственное сознание участников, а катастрофическому чувству жизни упрямо (и по-своему даже правомерно) противится обыденное, «дневное» сознание с его привязанностью к «месту». Лишь насколько нам удается в религиозном созерцании подняться выше своей эмпирической ограниченности и слабости, мы ощущаем наступление великих канунов, приближение исторических свершений. «Когда ветви смоковницы становятся мягки и пускают листья, то знаете, что близко лето» (Мф. 24:32). Историческое время оплотнилось, и темп событий становится все стремительнее. Не по внешним знамениям, но по звездам, восходящим на небе духовном, внутренним зрением нужно ориентироваться в этой сгущающейся тьме, прорезаемой зловещими молниями. И если может показаться иным, что неуместно во время всеобщего землетрясения такими «отвлеченностями», то нам, наоборот, представляется обострение предельных вопросов религиозного сознания как бы духовной мобилизацией для войны в высшей, духовной области, где подготовляются, а в значительной мере и предрешаются внешние события. В частности, давно уже назревало и то столкновение германства с православно-русским миром, которое внешне проявилось ныне, не теперь только началась война духовная. С германского запада к нам давно тянет суховей, принося иссушающий песок, затягивая пепельной пеленою русскую душу, повреждая ее нормальный рост. Эта тяга, став ощутительной с тех пор, как Петр прорубил свое окно в Германию, к началу этого века сделалась угрожающей. И, конечно, существеннее было здесь не внешнее «засилие» Германии, но духовное ее влияние, для которого определяющим стало своеобразное преломление христианства через призму германского духа. Это – арианское монофизитство, все утончающееся и принимающее разные формы: «имманентизма» и «монизма» – от протестантства до социалистического человекобожия. И для сознательного противления нужно прежде всего познать и понять угрожающую стихию, столь многоликую и творчески могучую. Лютер, Бауэр, А. Ричль, Гарнак, Эккегарт, Я. Беме, Р. Штейнер; Кант с эпигонами, Фихте, Гегель, Гартман; Геккель, Фейербах, К. Маркс, Чемберлен – все эти столь далеко расходящиеся между собою струи германства в «имманентизме», однако, имеют общую религиозную основу. Столь слабо ощущается в нем расстояние между Творцом и творением, что он роковым образом приближается к миро-и человекобожию разных оттенков и проявлений. Но все это в то же время есть не что иное, как многоликое хлыстовство западного типа, религиозно-соотносительное, а до известной степени и эквивалентное в тоносе своем нашему русскому хлыстовству. Последнее же представляет собой всегда подстерегающий соблазн православия и в этом смысле как бы нормальный от него уклон в сторону мистического человекобожия, «христовства», т. е. тоже монофизитства. Если западное, германское хлыстовство зарождается и культивируется в дневном сознании и потому вообще страждет интеллектуализмом, то русское хлыстовство гнездится в ночном подсознании, его стихия враждебна рассудочности, – чужда интеллектуализма: в нем открывается глубина хаоса, первобездна, издревле ведомая Востоку. И таинственно перекликаются столь несходные и, однако, религиозно созвучные голоса: тезис и антитезис хлыстовства.

Проблемы трех "критик" Канта. Четвертая его "критика". "Религиоз­ное" вообще. Зовы и встречи. Переживания божественного. Из интим­ного письма. Религиозный реализм. Безбожная религия

2. Трансцендентное и имманентное

Смысл понятий. Бог как трансцендентное. Молитва. Природа веры. Гностицизм у Гегеля; - в оккультизме

3. Вера и чувство

Учение Шлейермахера; - Канта

4. Религия и мораль
Совесть. Религиозная основа морали. Кант и псалмопевец

5. Вера и догмат
Конкретность и объективность веры. Многообразие религиозного опыта. Церковность. Теософия. Догмат

6. Природа мифа

Миф.Мифотворчество у Канта и Гегеля; - в искусстве и религии. Символизм. Объективность мифа. Миф и культ. Миф и догмат. Догмат

7. Религия и философия

Религиозная философия. Природа философии. Платонизм. Религия и философия; - у Гегеля. Философия и догматизм. Критический догматизм. Наука и религия

О т д е лп е р в ы й
БОЖЕСТВЕННОЕ НИЧТО

I .ОСНОВНАЯ АНТИНОМИЯ РЕЛИГИОЗНОГО СОЗНАН ИЯ

Трансцендентно-имманентное. Диалектика и антитетика. Трансцен­дентное как абсолютное НЕ. Трансцендентное и Бог

П."ОТРИЦАТЕЛЬНОЕ (АПОФАТИЧЕСКОЕ) БОГОСЛОВИЕ"

I. Отрицательное богословие у Платона и Аристотеля

II . Плотин

III . Филон Александрийский

IV. Идеи отрицательного богословия в Александрийской школе хрис­тианского богословия

а) Климент Александрийский; б) Ориген

V . Отцы церкви: св.Василий Великий, св. Григорий Богослов, св. Григорий Нисский
VI . Areopagitica
VII. Св . Максим Исповедник
VIII. Св. Иоанн Дамаскин

IX. Св. Григорий Палама

X. Иоанн Скот Эриугена

XI. Николай Кузанский

XII. Еврейская мистика: Каббала

XIII. Отрицательное богословие в немецкой и английской мистике

"Германская теология".2.Мейстер Эккегарт и его школа (Таулер, Сузо). 3. Себастиан Франк. 4. Ангел Силезий. 5. Як. Беме. 6. Дж. Пордедж.""

XIV. Кант и отрицательное богословие

I. ТВАРНОСТЬ МИРА

1. Творение

Творение и эманация. "Дедукция" творения. Его основа

2. Тварное ничто

Тварное подполье. Парменид. Ареопагит. Бытие - небытие. "Земля родимая". Ничто как привилегия твари

3. Мир как теофания и теогония
Божественность мира. Космические антиномии. Шеллинг

4. Время и вечность

Интуиция вечности и временности. Реальность времени

5. Свобода и необходимость

Их соотносительность. Чудо как мировая закономерность. История и Апокалипсис

I. ПЕРВЫЙ АДАМ

1. Образ Божий в человеке

ОбразиПервообраз.Абсолютноетворчество. и ипостасность. Небесный человек. Микрокосм

Триипостасность

2. Пол в человеке

Полнота образа Божия. Св. Григорий Нисский. Блаж. Августин. Каббала. Смысл двуполости. Размножение. Брак. Девство и брак. "Третий пол". Духовная брачность

3. Человек и ангел

Жизнь ангельского мира. Его иерархия. Отличие человека от ангела. Учение св. Григория Паламы.

4. Подобие Божие в человеке

Образ и подобие. Ступени самопознания человека: заповедь, нарече­ние имен животных, создание жены

5. Грехопадение человека

Основа богоуподобления. Зависть и соблазн. Змей-искуситель. Ход искушения. Суд Божий

6. Свет во тьме

Начало религии. Язычество. Мистерии. Психологизмы язычества.· Магизм и оргиазм. Пантеон. Нехристианские религии

4. Искусство и теургия

Сила искусства. Ее границы. Теургия и софиургия. Теургия. Служение иерейское, пророческое. Библия. Культ и искусство. "Секуляризация". Самосознание искусства. Кризис искусства. Искусство и софиургия

5. Власть и теократия

Природа власти. Образ всемогущества. Двойственность власти. Теок­ратия. Теургийность власти. "Секуляризация". Ее смысл

Социологизм. Всечеловеческий организм. Религиозная обществен­ность. Гуманность и христианская любовь

7. Ветхий Завет и язычество

Шеллинг. Триипостасность в язычестве. Женские божества. Граница иудаизма

П. ВТОРОЙ АДАМ

1. Миротворение и боговоплощение

Основа миротворения. Предвечное решение о боговоплощении. "Кенозис" Божества. Антиномия боговоплощения. "Панхристизм"

2. Спасение падшего человека

Сила греха. Антиномия спасения. Жертва. Природа спасения. Цер­ковь. Юродство

Ш. ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ

1. Конкретное время

Рождение человечества в истории. Время отвлеченное и конкретное. Творчество и трагедия

2. Хозяйство и искусство

Магизм и хозяйственность. Серая магия. Соотношение хозяйства и искусства

3. Хозяйство и теургия

Экономизм. Учение Η. Φ. Федорова. "Проект" воскрешения. Саул у Аэндорской волшебницы. "Воскрешение первое". Федоров и Маркс. Эсхатология хозяйства

3. Хозяйство и тургия

Экономизм. Учение Н.Ф.Федорова. «Проект» воскресения. Саул у Аэндорской волшебницы. «Воскресение первое». Федоров и Маркс. Эсхатология хозяйства.

4. Исскуство и теургия

Сила искусства. Ее границы. Теургия и софиургия. Теургия. Служение иерейское, пророческое. Библия.

Самосознание искусства. Кризис искусства. Искусство и софиургия.

5. Власть и теократия

Природа власти. Образ всемогущества. Двойственность власти. Теократия. Теургийность власти. «Секуляризация». Ее смысл.

6. Общественность и церковность

Социологизм. Всечеловеческий организм. Религиозная общественность. Гуманность и христианская любовь

7. Конец истории

Дурная бесконечность и конец. Онтология истории. Предвестия

IV. СВЕРШЕНИЕ

Значение свободы.Последнее разделение.Онтология ада.Вопрос о всеобщем спасении. "Бог всяческая во всех"

К. М. Долгов. Искатель религиозного единства жизни

560. Дж. Бруно в своем трактате «De la causa, principe e uno» в пятом диалоге дает характеристику Мировой души или Вселенной как Единого, неподвижного, абсолютного, стоящего выше различий и противоречий (в частностях он явно опирается здесь на учение об абсолютном Николая Кузанского), но затем задается вопросом: «Почему изменяются вещи? почему материя постоянно облекается в новые формы? Я отвечаю, что всякое изменение стремится не к новому бытию, но к новому виду бытия. И такова разница между самой вселенной и вещами в вселенной. Ибо она объемлет всякое бытие и все виды бытия; из них же каждая имеет целое бытие, но не все виды бытия, и не может иметь в действительности все определения и акциденции… В бесконечном, неподвижном, т. е. субстанции, сущности, находится множество, число; как модус и многообразие сущности, она не становится более чем единой, но только многообразной, многовидной сущностью. Все, что образует различие и число, есть только акциденция, только образ, только комбинация. Каждое порождение, какого бы рода оно ни было, есть изменение, тогда как субстанция всегда остается тою же, потому что она есть только одна, божественная, бессмертная сущность… Это существо едино и постоянно и остается всегда; это единое - вечно; всякое движение, всякий образ, все другое есть суета, есть как бы ничто, да, именно ничто есть все вне этого единства». Отношение между единым и многим, вселенной и ее феноменами определяется так, что последние «суть как бы различные способы проявления одной и той же субстанции, колеблющееся, подвижное, преходящее явление недвижной, пребывающей и вечной сущности, в которой есть все формы, образы и члены, но в неразличенном и как бы завитом состоянии, как в семени рука не отличается еще от кисти, хвост - от головы, жилы - от костей. Но что порождается отделением и различением - это не есть новая и иная субстанция; но она приводит лишь в действительность и исполнение известные свойства, различия, акциденции и ступени в каждой субстанции… Отсюда все, что порождает различие родов, видов, что создает разницы и свойства, все, что существует в возникновении, гибели, изменении и перемене, - есть не сущность, не бытие, но состояние и определение сущности и бытия, а это последнее есть единый бесконечный, неподвижный субстрат, материя, жизнь, душа, истинное и доброе. Так как сущность неделима и проста… стало быть, ни в каком случае земля не может рассматриваться как часть сущности, солнце - как часть субстанции, так как она неделима; не позволительно говорить о части в субстанции, так же, как нельзя говорить, что часть души - в руке, другая в голове, но вполне возможно, что душа в той части, которая является головой, что она есть субстанция части или находится в той части, которая есть рука. Ибо часть, кусок, член, целое, столько, больше, меньше, как это, как то, чем это, чем то, согласно, различно и другие отношения не выражают абсолютного и поэтому не могут относиться к субстанции, к единому, к сущности, но лишь чрез посредство субстанции быть при едином и сущности как модусы, отношения и формы… Потому неплохо звучит мнение Гераклита, утверждавшего, что все вещи суть единое, которое в силу переменчивости имеет все вещи в себе; а так как все формы находятся в нем, то к нему соответственно этому относятся и все определения, а настолько справедливы и противоречащие друг другу положения. Итак, то, что составляет множественность в вещах, не есть сущность и самая вещь, но лишь явление, которое представляется чувствам, и только на поверхности вещей» (цит. по нем. пер. Лассона, стр. 100-105)34 . Пантеизм роковым образом приводит Бруно к признанию мира лишь феноменом Абсолютного, т. е. акосмизму. Апории, возникающие при определении соотношения между единым абсолютным универ–сом и относительным бытием, вскрылись бы с еще большей ясностью, если бы Бруно перешел к выяснению природы человеческой личности и индивидуального духа, который во имя последовательности тоже пришлось бы признать акциденцией, модусом или феноменом единой субстанции (к каковому аперсонализму и приводит обыкновенно логика пантеизма). Проблема реальности относительного при абсолютизировании бытия как единого здесь становится безысходною и неразрешимою.

Книга выдающегося русского мыслителя и богослова Сергея Булгакова (1871-1944) - самая значительная его философская работа, представляющая собой, по словам автора, род духовной автобиографии или исповеди. «Как возможна религия», «вера и чувство», «религия и мораль», «природа мифа», «мировая душа», «природа зла», «пол в человеке», «грехопадение», «спасение падшего человека», «власть и теократия», «общественность и церковность», «конец истории» - таковы лишь некоторые из многочисленных вопросов, которые С. Булгаков рассматривает в своей книге, давно ставшей библиографической редкостью.

ПАМЯТИ ОТШЕДШИХ:

отца моего, г. Ливен протоиерея, о. Николая Васильевича Булгакова и матери моей Александры Косминичны урожд. Азбукиной

С ЧУВСТВОМ ДУХОВНОЙ ВЕРНОСТИ

Скудно взыскуется и слабо брезжит в душе этот свет через темное облако греха и смятенности, труден путь чрез современность к Православию и обратно. Однако от всякой ли можно освободиться трудности и должно освобождаться? Сколь ни страстно жажду я великой простоты, белого ее луча, но отрицаюсь столь же лживого, самообманного упрощения, этого бегства от духовной судьбы, от своего исторического креста. И лишь как искатель религиозного единства жизни, взыскуемого, но не обретенного, выступаю я в этой книге. Пусть духовное существо современности изъязвлено проблемами и источено сомнениями, но и в ее сердце не оскудевает вера, светит надежда. И мнится, что в мучительной сложности этой таится своя религиозная возможность, дана особая задача, свойственная историческому возрасту, и вся наша проблематика с ее предчувствиями и предвестиями есть тень, отбрасываемая Грядущим . Осознать себя со своей исторической плотью в Православии и чрез Православие, постигнуть его вековечную истину чрез призму современности, а эту последнюю увидать в его свете - такова жгучая, неустранимая потребность, которая ощутилась явно с 19 века, и чем дальше, тем становится острее .

Руководящие идеи этого философствования объединяются не в «системе», но в некоторой сизигии , органической сочлененности, симфони ческой связанности. От такого философско–художественного замысла требуется, с одной стороны, верность и точность саморефлексии в характеристике религиозного опыта, при выявлении «мифа», а с другой - нахождение соответственной формы, достаточно гибкой и емкой для его раскрытия. Но и при наличии этих условий остаются нелегко уловимы внутренние ритмы мысли, ее мелодический рисунок и контрапункт, характер отдельных частей композиции: философское искусство принадлежит к числу наименее доступных. Это приходится сказать даже о Платоне, явившем недосягаемые образцы философской поэзии в своих диалогах, где не столько доказуется истина, сколько показуется ее рождение. Конечно, такое искусство не есть лишь неотъемлемая принадлежность одной философской музы Платона, оно вообще связано с определенным стилем философствования. Такого стиля инстинктивно и сознательно ищет и русская религиозная философия, и для нее это искание диктуется не притязательностью, но внутреннею необходимостью, своего рода музыкальным императивом.

В связи с общим замыслом чисто исследовательская часть в изложении сведена к минимуму: автор сознательно отказывается от стремления к исчерпывающей полноте библиографического и ученого аппарата. Внимание читателя привлекается лишь к таким страницам истории мысли, которые имеют прямое значение для более отчетливого выявления собственных идей автора (хотя, конечно, при этом и прилагается забота, чтобы при эпизодическом изложении не было существенных пробелов). В интересах четкости и стройности изложения в книге введено два шрифта, причем историко–литературные экскурсы и сопоставления напечатаны более мелко и могут быть даже опускаемы при чтении без разрыва целостной ткани мысли.

Книга эта писалась медленно и с большими перерывами (в течение 1911-1916 годов), а заканчивалась она уже под громы мировой войны. Для гуманистического мировоззрения, победно утвердившегося в «новое время», война эта поистине явилась духовной катастрофой, неожиданной и опустошительной. Она разбила обветшавшие скрижали и опрокинула общечтимые идолы. Напротив, в религиозном мироощущении катастрофа эта внутренне предугадывалась, как надвигающаяся вместе с созреванием исторической жатвы. Во всяком случае, последние события нас не заставили ни в чем существенном пересмотреть или изменить основные линии мировоззрения, верований, устремлений, отразившихся в этой книге, они даже придали им еще большую определенность и трагический пафос. Грандиозность происходящего не вмешается в непосредственное сознание участников, а катастрофическому чувству жизни упрямо (и по–своему даже правомерно) противится обыденное, «дневное» сознание с его привязанностью к «месту» . Лишь насколько нам удается в религиозном созерцании подняться выше своей эмпирической ограниченности и слабости, мы ощущаем наступление великих канунов, приближение исторических свершений. «Когда ветви смоковницы становятся мягки и пускают листья, то знаете, что близко лето» (Мф. 24:32). Историческое время оплотнилось, и темп событий становится все стремительнее. Не по внешним знамениям, но по звездам, восходящим на небе духовном, внутренним зрением нужно ориентироваться в этой сгущающейся тьме, прорезаемой зловещими молниями. И если может показаться иным, что неуместно во время всеобщего землетрясения такими «отвлсченностями», то нам, наоборот, представляется обострение предельных вопросов религиозного сознания как бы духовной мобилизацией для войны в высшей, духовной области, где подготовляются, а в значительной мере и предрешаются внешние события. В частности, давно уже назревало и то столкновение германства с православно–русским миром, которое внешне проявилось ныне, не теперь только началась война духовная. С германского запада к нам давно тянет суховей, принося иссушающий песок, затягивая пепельной пеленою русскую душу, повреждая ее нормальный рост. Эта тяга, став ощутительной с тех пор, как Петр прорубил свое окно в Германию , к началу этого века сделалась угрожающей. И, конечно, существеннее было здесь не внешнее «засилие» Германии, но духовное ее влияние, для которого определяющим стало своеобразное преломление христианства через призму германского духа. Это - арианское монофизитство , все утончающееся и принимающее разные формы: «имманентизма» и «монизма» - от протестантства до социалистического человекобожия . И для сознательного противления нужно прежде всего познать и понять угрожающую стихию, столь многоликую и творчески могучую. Лютер, Бауэр, А. Ричль, Гарнак, Эккегарт, Я. Беме, Р. Штейнер; Кант с эпигонами , Фихте, Гегель, Гартман; Геккель, Фейербах, К. Маркс, Чемберлен - все эти столь далеко расходящиеся между собою струи германства в «имманентизме», однако, имеют общую религиозную основу. Столь слабо ощущается в нем расстояние между Творцом и творением, что он роковым образом приближается к миро–и человекобожию разных оттенков и проявлений. Но все это в то же время есть не что иное, как многоликое хлыстовство западного типа, религиозно–соотносительное, а до известной степени и эквивалентное в тоносе своем нашему русскому хлыстовству. Последнее же представляет собой всегда подстерегающий соблазн православия и в этом смысле как бы нормальный от него уклон в сторону мистического человекобожия, «христовства», т. е. тоже монофизитства. Если западное, германское хлыстовство зарождается и культивируется в дневном сознании и потому вообще страждет интеллектуализмом, то русское хлыстовство гнездится в ночном подсознании, его стихия враждебна рассудочности, - чужда интеллектуализма: в нем открывается глубина хаоса, первобездна, издревле ведомая Востоку. И таинственно перекликаются столь несходные и, однако, религиозно созвучные голоса: тезис и антитезис хлыстовства.

Стихотворение А. С. Хомякова «Вечерняя песня» (1853), по словам С. Н. Булгакова стало для всей его книги «своего рода музыкальным императивом. Стихотворение пронизано чувством просветленной скорби по умершей в начале 1852 г жене А. С. Хомякова и, может быть, поэтому оказалось особенно созвучным настроению Булгакова, пережившего в 1909 г. смерть сына. По этой причине здесь уместно привести стихотворение Хомякова полностью:

Солнце скрылось; дымятся долины;

Медленно сходят к ночлегу стада;

Чуть шевелятся лесные вершины,

Чуть шевелится вода.

Ветер приносит прохладу ночную;

Тихою славой горят небеса…

Братья, оставим работу дневную,

Ночь на востоке с вечерней звездою;

Тихо сияет струей золотою

Западный край.

Господи, путь наш меж камней и терний,

Путь наш во мраке… Ты, свет невечерний,

Нас осияй!

В мгле полунощной, в полуденном зное,

В скорби и радости, в сладком покое,

В тяжкой борьбе -

Всюду сияние солнца святого,

Божия мудрость и слава и слово,

(Хомяков А. С. Стихотворения и драмы. М., 1969. С. 132)

«Не правда ли, что эти стихи поют? - писал Хомяков в нисьме к П. М. и П. А. Бестужевым. - Я ими очень доволен. Они не переложение церковной песни, но отчасти напоминают чувство, которое выражено в песне «Свете тихий». Впрочем, они грустные и не так торжественны; но вечер и молитва, кажется, выражены» (там же, с. 568).

Разбивка страниц настоящей электронной книги соответствует оригиналу.

СЕРГЕЙ БУЛГАКОВ

СВЕТ НЕВЕЧЕРНИЙ

СОЗЕРЦАНИЯ И УМОЗРЕНИЯ .

ПАМЯТИ ОТШЕДШИХ:

отца моего, г. Ливен протоиерея, о. Николая Васильевича Булгакова и матери моей Александры Косминичны урожд. Азбукиной

С ЧУВСТВОМ ДУХОВНОЙ ВЕРНОСТИ

ВВЕДЕНИЕ

ПРИРОДА РЕЛИГИОЗНОГО СОЗНАНИЯ 1-95

1. Как возможна религия? (Проблемы трех «критик» Канта 1-3. Четвертая его «критика» 3-5. «Религиоз-ное» вообще 5-7. Зовы и встречи 7-10. Переживания божественного 10-12. Из интим-ного письма 12-14. Религиозный реализм 15-16. Безбожная религия (17-18).

2. Трансцендентное и имманентное. Смысл понятий 18-20. Бог как трансцендентное 20-22. Молитва 22-24. Природа веры 24-33. Гностицизм у Гегеля 33-34 - в оккультизме 34 -37.

3. Вера и чувство . Учение Шлейермахера 37-44. - Канта 44-45.

4. Религия и мораль . Совесть 46-47. Религиозная основа морали 47-48. Кант и псалмопевец 49-51.

5. Вера и догмат. Конкретность и объективность веры 51-52. Многообразие религиозного опыта 53-55. Церковность 56-58. Теософия 58-59. Догмат 59-60.

6. Природа мифа . Миф 60-61. Мифотворчество у Канта и Гегеля 61-63. - в искусстве и религии 63-64. Символизм 65. Объективность мифа 65-66. Миф и культ 66-69. Миф и догмат 69-70. Догмат 70-74.

7. Религия и философия . Религиозная философия 74-75. Природа философии 76-77. Платонизм 77-79. Религия и философия 79-80. - у Гегеля 80-84. Философия и догматизм 85-89. Критический догматизм 90-91. Наука и религия 91-95.

ОТДЕЛ ПЕРВЫЙ

БОЖЕСТВЕННОЕ НИЧТО 96-175

I. Основная антиномия религиозного сознания . Трансцендентно-имманентное 96-97. Диалектика и антитетика 98-99. Трансцен-дентное как абсолютное НЕ 100-101. Трансцендентное и Бог 101-103.

II. «Отрицательное богословие» . I. Отрицательное богословие у Платона и Аристотеля 103-106. II . Плотин 106-110. III . Филон Александрийский 110-111. IV. Александрийская школа богословия: а) Климент Александрийский 111-112; б) Ориген 112-113. V . Отцы церкви: св. Василий Великий, св. Григорий Богослов, св. Григорий Нисский 113-117. VI . Ареопагит 117-121. VII . Св. Максим Исповедник 121-123. VIII. Св. Иоанн Дамаскин 123-124. IX. Св. Григорий Палама 124-126. X. И. Ск. Эриугена 126-130. XI. Николай Кузанский 130-138. XII. Еврейская мистика: Каббала 134-7. XIII. Немецкая и английская мистика: «Германская теология» 137. 2. Эккегарт 137-139. Сузо и Таулер 139-140. 3. Себ. Франк 140-141. 4. Ангел Силезий 141-142. 5. Як. Беме 142-143. 6. Дж. Пордедж.143-144. XIV. Кант 144-146.

III. Божественное Ничто. Двоякое Ничто 146-147. Его антиномия 147-149. Космическая антиномия Канта 149-150. Имперсонализм и личное откровение 151-154.. Диалектическое истолкование Ни-что 154-155. Плотин 156-157. Эриугена 157-160. Эккегарт 160-162. Як. Беме 162-175.

ОТДЕЛ ВТОРОЙ

МИР 176-276

I. Тварность мира

1. Тварность мира. Творение и эманация 176-178. «Дедукция» творения 179-180. Его основа 180-181.

2. Тварное ничто. Тварное подполье 181-183. Парменид 183-184. Ареопагит 185. Бытие - небытие 186. «Земля родимая» 188. Ничто как привилегия твари 190-192.

3. Мир как теофания и теогония. Божественность мира 192-194. Космические антиномии 194-196. Шеллинг 196-198.

4. Время и вечность. Интуиция вечности и временности 198-201. Реальность времени 201-204.

5. Свобода и необходимость. Их соотносительность 204-206. Чудо как мировая закономерность 206-207. История и Апокалипсис 207-210.

ΙΙ . Софийность твари. 210-276

1. Σοφία . Любовь Любви 210-213. Женственность 213-214. Временность 214-216. Платон 218-218. Аристотель 218-220. Софийность понятий 220-222. Мир и София 222-223. Мировая душа 223-226. Логос и логика 226-227. Искусство 227-228. Мировые аномалии 229-230. Род и вид 230-234.

2. Что такое материя? Античная философия 234-237. Материальность бытия 237-238. Творение в «Начале» 239-240. Понимание у древних 240-242. Эрос к идее 242-244.

3. Материя и тело. Платонизм 244-245. Неоплатонизм 245-247. Ориген и Беме 247-248. Телесность в христианст-ве 248- 249. Чувственность 249-250. Телесность идей 250-251. Чувственность как основа красоты 231-258. Основа искусства 254. Дух и тело 255. Пространство и время 255-257. Земля - становящаяся телесность 257-258. Тело 258-259.

4. Природа зла. Зло и грехопадение 259-263. Ареопагит 263-265. Св. Максим Исповедник 265-266. Блаж. Ав-густин 266. Зло в телесности 266-268. Смертность 268-269. Зло в мире 269-270. Беме о Софии 271-274. Догмат о непорочном зачатии 274-276.

ОТДЕЛ ТРЕТИЙ

ЧЕЛОВЕК 277-418

I. Первый Адам 277-334

1. Образ Божий в человеке. Образ и Первообраз 277-278. Абсолютное творчество 279-280. Триипостасность и ипостасность 280-283. Небесный человек 283-284. Микрокосм 285-286.

2. Пол в человеке. Полнота образа Божия 286. Св. Григорий Нисский 287-288. Блаж. Августин 289. Каббала 289-291. Смысл двуполости 291-295. Размножение 295-297. Брак 298-300. Девство и брак 301-302. «Третий пол» 302-303. Духовная брачность 303-305.

3. Человек и ангел. Жизнь ангельского мира 305-306. Его иерархия 306. Отличие человека от ангела 306-308. Учение св. Григория Паламы 308-309.

4. Подобие Божие в человеке. Образ и подобие 309-310. Ступени самопознания человека: заповедь 311, нарече-ние имен животных 312, создание жены 312-313.

5. Грехопадение человека. Основа богоуподобления 313. Зависть и соблазн 314. Змей-искуситель 314-315. Ход искушения 316-317. Суд Божий 317-320.

6. Свет во тьме . Начало религии 320-321. Язычество 321-322. Мистерии 322-323. Психологизмы язычества 323-324. Магизм и оргиазм 324-325. Пантеон. 326 Нехристианские религии 327-328.

7. Ветхий Завет и язычество. Шеллинг 328-330. Триипостасность в язычестве 330. Женские божества 331-332. Граница иудаизма 332-334.

II . Второй Адам. 344-349

1. Миротворение и боговоплощение. Основа миротворения 334-335. Предвечное решение о боговоплощении 353-356. «Кенозис» Божества 337. Антиномия боговоплощения 338-339. «Панхристизм» 340-341.

2. Спасение падшего человека. Сила греха 341-342. Антиномия спасения 341-342. Жертва 343-344. Природа спасения 345. Цер-ковь 346-348. Юродство 348-349.

III . Человеческая история. 349-353

1. Конкретное время. Рождение человечества в истории 349 -350. Время отвлеченное и конкретное 350-351. Творчество и трагедия 352-353.

2. Хозяйство и искусство. Магизм и хозяйственность 353-354. Серая магия 354-355. Соотношение хозяйства и искусства 355-358.

3. Хозяйство и теургия. Экономизм 359-360. Учение Η . Φ . Федорова 360-361. «Проект» воскрешения 361-365. Саул у Аэндорской волшебницы 365-366. «Воскрешение первое» 366. Федоров и Маркс 367. Эсхатология хозяйства 368-369.

4. Искусство и теургия. Сила искусства 370. Ее границы 371-372. Теургия и софиургия 372. Теургия 373-375. Служение иерейское 375-376, пророческое 376-377. Библия 377-378. Культ и искусство 380-381. «Секуляризация» 381-382. Самосознание искусства 383-385. Кризис искусства 386-387. Искусство и софиургия 386-389.

5. Власть и теократия. Природа власти 390-391. Образ всемогущества 391-392. Двойственность власти 393-394. Теок-ратия 394-396. Теургийность власти 396-398. «Секуляризация» 398-400. Ее смысл 390-401.

6. Общественность и церковность. Социологизм 401-403. Всечеловеческий организм 403-404. Религиозная обществен-ность 404-405. Гуманность и христианская любовь 406-408.

7. Конец истории. Дурная бесконечность и конец 409-410. Онтология истории 410. Предвестия 410.

IV. Свершение . Значение свободы 410-412. Последнее разделение 413-414. Онтология ада 414-415. Вопрос о всеобщем спасении 416-417. «Бог всяческая во всех» 417.

Страница сгенерирована за 0.03 секунд!