Граф Остерман Андрей Иванович.

Граф А.И. Остерман. Неизв. худ. 1730-е гг.

Жизнь и государственная деятельность графа Андрея Ивановича Остермана, бывшего в течении тридцати лет душою петербургского кабинета, руководителем слабых преемниц и юного преемника, наследовавших престол Петра Великого, на столько общеизвестны, что будет излишним о них распространяться. И нравственный облик великого государственного мужа, его двоедушие, притворство, хитрость, вкрадчивость, были уже много раз описаны русскими и иностранными историками, из рассказов которых у нас сложились более или менее преувеличенные, стереотипные понятия о графе Остермане. Трудно сказать о нем что-либо новое, или малоизвестное.

Только одна сторона его жизни, именно семейный быт, его отношения к жене и детям недостаточно обратили на себя внимание его биографов. Ныне, благодаря любопытным архивным документам, сообщенным редакции "Исторического Вестника", мы имеем возможность отчасти пополнить этот пробел. Хитрый дипломат, лукавый царедворец, то притворно больной, то притворно здоровый — граф Остерман, в своем семейном быту, без всякой личины, был добрый муж и примерный отец. Как ни черство было его сердце, но он умел внушить своей жене нежнейшую любовь и безграничную преданность.

Граф (с 1730) Генрих Иоганн Фридрих Остерман в России — Андрей Иванович; (1687, Бохум —1747, Берёзов) — один из сподвижников Петра I, выходец из Вестфалии, фактически руководивший внешней политикой Российской империи в 1720-е и 1730-е годы. Придерживался политики союза со Священной Римской империей и стал одним из авторов союзного договора 1726 года. Занимал пост вице-канцлера и первого кабинет-министра. В 1740 году был произведен в чин генерал-адмирала, но после переворота 1741 года попал в опалу и был лишён чинов и титулов. Французская гравюра. 1729 г.

Родился в семье пастора в Бохуме, в Вестфалии, учился в Йенском университете, но из-за дуэли должен был бежать в Амстердам, оттуда с адмиралом Крюйсом приехал в 1704 году в Россию.

Быстро выучив русский язык, Остерман приобрёл доверие Петра и в 1707 году был уже переводчиком посольского приказа, а в 1710 году — его секретарём. В 1711 году Остерман, которого русские называли Андреем Ивановичем, (Одно из семейных преданий Остерманов связывает это событие с ассамблеей князя А.Д. Меншикова, где молодой немец был представлен царице Прасковье Федоровне, супруге покойного царя Иоанна Алексеевича. «Сказав несколько ласковых слов Остерману, старуха спросила его: „А как, батюшка, ваше имя?“. - „Генрих, ваше величество“, - отвечал он. - „А отца вашего как звали?“. - „Иоанном“. - „Так вам следует называться Андреем Ивановичем“», - заключила царица. Слова царицы были переданы Петру, который, как сообщает предание, рассмеялся и начал с тех пор звать Остермана Андреем Ивановичем.) сопровождал Петра в Прутском походе; в 1713 году участвовал в переговорах со шведскими уполномоченными; в 1721 году добился, вместе с Брюсом, заключения Ништадтского мира, за что был возведён в баронское достоинство. «Объявляем сим, что Мы Андрея Остермана за верную его к Нам службу, Нашим Тайным Советником и Бароном Нашего Российская Государства, Всемилостиво пожаловали. Петр. P.S. Объявить при подписании трактата»

Петр I.

Ему же принадлежит и заключение в1723 году выгодного для России торгового договора с Персией, доставившего ему звание вице-президента коллегии иностранных дел. В 1726 год стал инициатором заключения союза с Австрией. Он был постоянным советником Петра I и в делах внутреннего управления: по его указаниям составлена «табель о рангах», преобразована коллегия иностранных дел и сделано много других нововведений.

Пётр очень ценил своего соратника, пожаловал ему множество земель, в том числе село Красный Угол в Рязанской губернии, ставшее родовым гнездом Остерманов.

Екатерина I (1684 —1727)(Марта Самуиловна Скавронская , в браке Крузе ; после принятия православия Екатерина Алексеевна Михайлова ) — российская императрица с 1721 как супруга царствующего императора, с 1725 как правящая государыня; вторая жена Петра I Великого, мать императрицы Елизаветы Петровны. Портрет работы Ж.-М. Натье, 1717 г.

С вступлением на престол Екатерины I Остерман, как сторонник императрицы и Меншикова, назначается вице-канцлером, главным начальником над почтами, президентом коммерц-коллегии и членом Верховного тайного совета.

Пётр II Алексеевич (12 (23) октября 1715, Санкт-Петербург — 19 (30) января 1730, Москва) — российский император , сменивший на престоле Екатерину I. Внук Петра I, сын царевича Алексея Петровича и немецкой принцессы Софии-Шарлотты Брауншвейг-Вольфенбюттельской, последний представитель рода Романовых по прямой мужской линии. Вступил на престол 6 (17) мая 1727, когда ему было всего одиннадцать лет, и умер в 14 лет от оспы.

1727 год был знаменательным в жизни Остермана: он стал кавалером ордена Андрея Первозванного и воспитателем малолетнего Петра II. Для него Остерман даже написал специальный труд «Начертание учения». Как свидетельствуют современники, дипломат ухаживал за своим питомцем с отцовской нежностью; он же присутствовал в покоях при последнем вздохе юного монарха. Выбранный в воспитатели Петра II, на которого, однако, мало имел влияния, Остерман остался, после удаления Меншикова, во главе управления.

После смерти Петра II Остерман проявил свою знаменитую осторожность, ставшую впоследствии легендарной. Предвидя жаркие споры о престолонаследии, он в эти дни отказывался подписывать любые акты, составленные Верховным тайным советом. Свой отказ ловкий дипломат обосновывал своим положением иностранца, якобы не имеющего морального права официально вмешиваться в щекотливое стечение обстоятельств, когда на карту поставлены интересы страны. Уклонившись от участия в замыслах верховников и даже не подписавшись под «кондициями», Остерман примкнул к шляхетству, стал, вместе с Феофаном Прокоповичем, во главе партии, враждебной верховникам, и переписывался с Анной Иоанновной, давая ей советы.

По другой версии, Остерман попросту закрылся дома, сказавшись больным глазами. Однако он ежедневно общался с только что избранной Верховным советом Анной Иоанновной, пересылая ей советы через жену. «Лишь только Анна сделалась самодержицею, - пишет исследователь XIX века А. Скальковский, - у Остермана глазную боль как рукой сняло: он явился во дворце бодрее и здоровее прежнего…»

Анна Иоанновна (28 января (7 февраля) 1693 — 17 (28) октября 1740) — российская императрица из династии Романовых. Вторая дочь царя Ивана V (брата и соправителя царя Петра I) и царицы Прасковьи Фёдоровны Салтыковой. В 1710 году была выдана замуж за герцога Курляндского Фридриха Вильгельма; овдовев через 2,5 месяца после свадьбы, осталась в Курляндии. После смерти Петра II была приглашена в 1730 году на российский престол Верховным тайным советом, как монарх с ограниченными полномочиями в пользу аристократов. Коронационный портрет работы Л. Каравака, 1730 г. Государственная Третьяковская галерея. Москва.

Придя к власти, Анна не забыла, чем обязана Остерману: в этом же 1730 году он был возведен в графское достоинство, а супруга его пожалована в статс-дамы. (Статс-дамы — вторая по численности группа придворных дам, как правило — жены крупных чинов. Большинство из них было «кавалерственными дамами» — имели орден Святой Екатерины или другие награды. Многие из них числились в отпуску. Ни камер-фрейлины, ни статс-дамы никаких определенных обязанностей при дворе не несли).
При Анне Иоанновне Остерман стал организатором нового для России правительственного института - Кабинета министров, который сам и возглавил.
С 1731 года Остерман руководит внутренней и внешней политикой России и фактически вводит нашу страну в число пяти великих держав Европы. Это был пик политической карьеры Остермана. Вряд ли сын небогатого немецкого пастора мог представить себе, что в будущем станет «теневым» правителем Российской империи…

Будучи главным и единственным вершителем дел внешних, он являлся для Бирона и лучшим советником во всех серьёзных делах по внутреннему управлению. По мысли Остермана был учреждён кабинет министров, в котором вся инициатива принадлежала ему и его мнения почти всегда одерживали верх, так что Остерману всецело следует приписать тогдашние действия кабинета: сокращение дворянской службы, уменьшение податей, меры к развитию торговли, промышленности и грамотности, улучшение судебной и финансовой частей и многое другое. Им же были улажены вопросы голштинский и персидский и заключены торговые договоры с Англией и Голландией. Он был против разорительной войны с турками, закончившейся заключённым им Белградским миром.

Каким же Остерман запомнился современникам? Например, испанский посол при русском дворе герцог де Лириа писал о нашем герое, что он был великим министром, никогда не бравшим взяток. «Он истинно желал блага русской земле, - отмечал де Лириа, - …но поелику он был чужеземец, то немногие из русских любили его, и потому несколько раз был близок к падению, однако же всегда умел выпутываться из сетей».

Перечисление наград и повышений Остермана, в период времени с 1725 по 1741 год, отвлекло бы нас от главного предмета нашей статьи — обзора его отношений семейных.

Великая княгиня Анна Леопольдовна (при рождении Елизавета Катарина Кристина, принцесса Мекленбург-Шверинская (7 декабря 1718, Росток, Германия — 19 марта 1746, Холмогоры) правительница (регентша) Российской империи с 9 ноября 1740 по 25 ноября 1741 при малолетнем императоре Иване VI из Мекленбургского дома. Портрет работы Л.Каравака после 1733 года.

При несчастной правительнице Анне Леопольдовне, Остерман, как известно, был кабинет-министром, сенатором, генерал-адмиралом, графом, кавалером ордена св. Андрея Первозванного. Сыновья его, в чинах капитанов гвардии, имели Александровские ленты. Нежный и заботливый отец, граф Остерман, при содействии своего секретаря Гросса, дал им превосходное воспитание; руки его дочери, графини Анны Андреевны, искали молодые люди знатнейших фамилий.

В течении почти двадцати лет, свидетель и отчасти пособник падений Шафирова, Меншикова, Долгоруких, наконец, могущественнейшего из всех этих временщиков — Бирона, граф Андрей Иванович предугадывал свое неминуемое падение и сопряженный с ним государственный переворот.

Простоватая, недальновидная и ребячески доверчивая правительница Анна Леопольдовна смеялась над опасениями Остермана.Последний раз Остерман виделся с Анной Леопольдовной 11 ноября 1741 года. Он призывал ее быть осторожной, так как чувствовал усиление «партии Елизаветы». В ответ правительница заговорила с ним о нарядах и показала Остерману новое платье, сшитое для младенца Иоанна Антоновича…

По всей видимости, в тот же вечер Остерман принял решение спешно покинуть Россию. Уже на следующий день он собрал у себя дома известнейших докторов столицы, которые, по желанию кабинет-министра, предписали ему отправиться на голландский курорт Спа, чтобы «употреблять тамошние воды». Следующим же утром Остерман подал Анне Леопольдовне просьбу об отставке. Правительница медлила со своим решением, пока сторонники Елизаветы Петровны не совершили государственный переворот.

Елизавета I Петровна (18 декабря 1709, Коломенское — 25 декабря 1761 ,Санкт-Петербург) — российская императрица из династии Романовых с 25 ноября (6 декабря) 1741 года, младшая дочь Петра I и Екатерины I, рождённая за два года до их вступления в брак. Портрет работы Георга Христофора Грота, до 1749 года.

После воцарения Елизаветы Остерман был арестован и предан суду.

Императрица заменила казнь вечным заточением в Берёзове, где Остерман с женой прожил пять лет, никуда не выходя и никого не принимая, кроме пастора, и постоянно страдая от подагры. Умер в ссылке, погребён на Берёзовском погосте, могила сохранилась до настоящего времени.

По замечанию историка В. Н. Виноградова, граф Остерман принадлежал к тем иностранцам, для которых Россия стала не второй родиной, а единственной. Образованный, начитанный, обладающий острым аналитическим умом, Андрей Иванович сочетал в себе все достоинства и пороки века Просвещения. Он не брал взяток и отказывался даже от традиционных в то время подарков в честь заключения договоров. Одновременно, он был честолюбив, тщеславен, мстителен и всегда находился в центре придворных интриг.

Графиня Марфа Ивановна Остерман (ур. Стрешнева)(1698 - 1771). Портрет кисти Франкарта, 1738. Государственный исторический музей

За год до Ништадтского мира Петр посоветовал Остерману жениться. «Теперь ты знатен и богат - пока я жив, - говорил ему царь, - но не станет меня, что сделается с тобою? Ты в России человек чужой; не имеешь родственных связей. Я хочу выбрать тебе невесту». В воскресенье, 18-го декабря 1720 года, в день рождения царевны Елизаветы Петровны, в дворцовых апартаментах государя Петра Алексеевича, в присутствии многих знатных персон обоего пола, происходила торжественная помолвка тайного советника царской канцелярии Андрея Ивановича Остермана с боярышнею Марфою Ивановною, дочерью ближнего боярина и стольника, состоявшего в отдаленном родстве с царицей Евдокией Лукьяновной Стрешневой, бабкой императора Петра I, Ивана Родионовича Стрешнева(1665—1738) и Натальи Львовны Вельяминовой (1664—1733).

Помолвка эта, а за тем и свадьба, возбудили сильное неудовольствие среди тогдашней русской знати и казались унизительными для родовитых русских людей. Действительно, двадцатидвухлетняя боярышня Марфа Ивановна доводилась двоюродною правнучкою покойной царице Евдокии Лукьяновне, родной бабке самого государя, и считалась одной из богатых невест, а тридцатичетырехлетний жених ее был не более как пришелец-иноземец, пасторский сын, и притом лютеранин.Но брак этот был устроен самим царем, который не допускал никаких возражений своим приказаниям. Со свойственной ему прозорливостью, Петр Великий оценил обширный ум и редкие способности Остермана; предвидя, какую громадную пользу может принести этот замечательный иноземец России, царь решился, так сказать, "закрепить" его новому отечеству. Лучшим средством для этого представлялись брачные узы, кровное родство с старинным русским боярством.

Свадьбу Остермана сыграли в воскресенье 21-го января 1721 года. Об этом достопамятном дне, через двадцать один год, в Березове, уже ссыльный и лишенный всех почестей, Остерман, на листках своей немецкой библии, сделал следующую заметку:
"1721 года января 21-го старого штиля, праздновано бракосочетание наше со всем возможным великолепием, при котором с обеих сторон: их императорские величества, заступая место родителей наших, присутствовать изволили и мы от высочайших особ, их императорских величеств отведены были к брачному ложу".

Остерман Андрей Иванович (1686-1747) с 1740 г.
Портрет работы неизвестного художника 18 века.

Помимо богатого приданого за женою - деньгами, драгоценностями и поместьями, Остерман — владелец одного из красивейших домов на Невской набережной, был щедро награжден государем и в том же 1721 году удостоен звания барона. Недолго однако-же веселились и пировали новобрачные: в марте месяце Андрей Иванович отправился в Ригу, оттуда 24-го апреля в Ништадт на съезд русских и шведских дипломатов, имевший целью заключение давно желанного мира, которым так славно была закончена великая северная война. Летом, получив известие о болезни Андрея Ивановича, супруга посетила его в Риге, откуда, после непродолжительного пребывания, возвратилась в Петербург.

Достопамятный мир был подписан 30-го августа, но Остерман и Брюс — царские посланные, возвратились лишь 22-го октября. Оценивая по достоинству заслуги Остермана, государь пожаловал ему золотую медаль, денежное вознаграждение и несколько деревень. Радостно и торжественно праздновали заключение мира в обеих столицах. Помня правило своего родителя: "делу время, потехе час", Петр Великий давал Остерману на отдых весьма малые промежутки; одно дело сменялось другим, одно другого важнее, и на каждое из них государю был необходим умный, расторопный Андрей Иванович. В начале 1722 года он занялся составлением "табели о рангах" и образованием коллегии иностранных дел; по падении Шафирова исполнял должность вице-канцлера; 12-го сентября 1723 года участвовал в установлении мирного договора с персидским шахом. Драгоманом при переговорах с послом был секретарь Остермана, один из ученейших ориенталистов (Ученый специалист по изучению языков и культуры Востока) своего времени, Георг Якоб Кэр (Kehr).

Усадьба Покровское-Стрешнево, приобретенное Родионом Михайловичем Стрешневым в 1664 году. Москва.

В январе 1722 года, баронесса Марфа Ивановна проживала в Москве у своей матери. Здесь 21-го марта она разрешилась от бремени сыном первенцем, окрещенным 29-го числа того же месяца и нареченным в честь государя Петром. Восприемниками и восприемницами новорожденного были: государыня Екатерина Алексеевна, великие княжны Анна и Елизавета и светлейший князь Александр Данилович Меншиков. Подобной чести удостаивались немногие из знатнейших вельмож; купель сына еще более прежнего приблизила Остермана к царскому семейству. Младенец был недолговечен, 1-го мая 1723 года он скончался в Петербурге, куда переехала супруга Остермана вместе с двором, по возвращении государя из Дербентского похода. Около года времени Остерман провел безотлучно со своею молодою женою.
Марфа Ивановна любила своего мужа безгранично.

Этот участок на Нижней (Английской) набережной, который простирается до Красной улицы, с 1710-х годов принадлежал князю Александру Даниловичу Меншикову, равно как и соседний с ним, выходящий на гласис перед Адмиралтейством. Каменный дом для Меншикова построили еще в 20-х гг 18 в.

В 1727 году после ссылки Меншикова оба участка находились во владении конторы конфискаций, а в 1732 году были отданы барону Андрею Ивановичу Остерману. Для нового владельца каменный дом был перестроен архитектором П. М. Еропкиным. Им здесь был сооружён каменный двухэтажный дом на высоком цоколе, шириной, равной ризалиту (выступающей части) существующего сейчас здесь дома. В то время здание имело 24 жилых помещения. Оно принадлежало барону до 1741 года. (Сейчас известен как Дом Лавалей).

Не чуждаясь большего света, Марфа Ивановна тем более предпочитала ему свой тихий, домашний уголок, что в течение трех лет ежегодно дарила своего мужа потомством. 21-го марта 1723 года у них родился сын Федор, 1-го апреля воспринятый от купели царевною Анною Петровною. На следующий год они были обрадованы рождением дочери Анны, а в 1725 году — сына Ивана.

О домашнем быту Остермана и его отношениях к жене сохранилось несколько сказаний современников, далеко не сочувственных. Леди Рондо, обвиняя Остермана в равнодушии к женщинам, говорит, что он называл их "дорогими игрушками". Но, вероятно, он отзывался так о женщинах именно потому, что не хотел знать иных, кроме своей жены. Последнюю Манштейн называет почему-то "одним из самых злых созданий, существовавших на земле". Пороком, свойственным супругам Остерман, была излишняя расчетливость, близко граничившая со скупостью. Жена была не великая охотница до нарядов, муж — и того менее: его пренебрежение к щегольским одеждам доходило до неряшливости, ославленной, не без преувеличения, всеми биографами Остермана.

Но не любя щегольства, Андрей Иванович не отказывал себе в лакомом куске, любил хорошо покушать, а при случае и выпить; последнее всегда в пределах благоразумия. Никто и никогда не видал его хмельным. Некоторые биографы утверждают, что он исстрачивал на свой стол две трети ежегодного своего дохода. По словам князя М.М. Щербатова, он один из первых держал у себя открытый стол, "хотя впрочем, весьма умеренно жил". По другим сказаниям, Остерман, приглашаемый куда либо на обеды, имел обыкновение брать с собою для прислуживания ему за столом собственного лакея, привозя с собою и свое вино.

Портрет А.И. Остермана, Иоганн Филипп Каспар Бер,1730-е. Коллекция Подстаницких.
Но, что бы ни говорили современники, и в особенности Манштейн, о неряшливости в доме Остермана, о нечистоте его серебряной посуды, до того тусклой, что она казалась оловянною, наконец, о его дворне, постоянно грязной и оборванной, — нельзя этому верить безусловно. Марфа Ивановна вела свой дом исправно и заботливо, входя во все хозяйственные мелочи. Домовитая и экономная в молодых летах, она делалась расчетливее, может быть, и скупее по мере своего приближения к зрелому возрасту. Но и этот недостаток, в сравнении с мотовством и нерадивостью большинства знатных барынь того времени, нельзя вменить во грех.

Читателю, может быть, покажется странным желание представить домашний и семейный быт Остермана в более выгодном свете, нежели его изображают нам современники знаменитого дипломата - подкупают печатаемые ниже письма его жены, в которых так безыскусственно, так простодушно высказывается русская помещица былых времен. Она тоскует в разлуке со своим "батюшкою" Андреем Ивановичем; высказывает опасение за его здоровье, успокаивает на счет своего, — хотя и находится в последнем периоде беременности... И в то же время сообщает ему о делах хозяйственных, заботится о варке пива, о провизии и т. п. Ни тени боярской беспечности, праздности, или чванства; совестливый отчет в каждом своем поступке, в каждой мимолетной мысли. "Злая" женщина не могла написать подобных писем; в каждой строке мы видим добрую жену и добрую хозяйку.

Супруга Остермана Марфа Ивановна. Неизв. худ. 1750-е гг.

В половине февраля 1724 года, государю Петру Алексеевичу угодно было отправиться в Москву на коронацию своей супруги. В предстоявших торжествах барону Андрею Ивановичу было намечено занять одно из первых мест. Его пребывание в Москве продолжалось до июня месяца. В день коронации императрицы, 7 мая, князь Дмитрий Голицын и барон Андрей Остерман несли императорскую мантию; когда же коронованная Екатерина восседала на престоле, Остерман, по выражению Петра Великого, стоял при нем, "как страж".
Весело было в Москве, куда собрался весь двор, где торжества сменялись торжествами; но тоскливо было в Петербурге, из которого повыехали все вельможи с женами и чадами, в котором оставалась по необходимости баронесса Марфа Ивановна. Ненастная весенняя пора только усиливала ее тоску по отсутствующему мужу. В течение трех первых месяцев этой досадной разлуки, она написала Андрею Ивановичу следующие письма:

Из Санкт-Петербурга марта 2.

Батюшка мой дорогой, любимый мой друг Андрей Иванович! я в мыслех моих цалую ручки и ножки и дорогую любимую шейку твою и прошу Бога чтоб дал мне тебя видеть поскорее и в добром здоровьи, а тебя прошу пожалуй мой любимой друг по всякой возможности стараться, чтоб ты был здоров и чтоб не было так как в Риге и в Ревеле, уже меня наше разлученье и твое слабое здоровье настращало, но куль не увижу тебя, моя радость, то мне кажется, что ты все нездоров, я чаю, что мой друг сегодни или вчера приехал в Москву, я прошу тебя, свет мой, пожалуй отпиши ко мне все-ли ты, мой друг, в дороге был здоров и получил-ли ты мои прежния письма два которыя я тебе писала.
Благодарствую, мой батюшка дорогой, за милостивыя твои писания, которыя я получила из Новгорода, также и посланные для меня гостинцы новогородские, а особливо благодарствую мой любезный друг, что ты меня бедную любишь и помнишь, я надеюсь, что и впредь также содержишь в своей милости, а я тебя до смерти своей любить и почитать буду; я вчера была у брата твоего; было ему худо от болезни и я его многократно просила, чтоб он послал по дохтура Захарья, он хотя не хотел, однако-ж по многим моим словам послал и сегодня слава Богу гораздо лучше ему вчерашняго стало; ты, мой батюшка, пожалуй не печалься, ты как здравии своем не крепок и по мне мой любимый друг не печалься, я слава Богу и сын наш здоровы.
"Я вчера принуждена была обедать у Сенявина, была у него жена именинница и я теперь к тебе не могу много писать, для того, что не знала, что так скоро почта пойдет; сего часу прислали ко мне сказать почтмейстера только дано.... (знать?) что еще обоз наш не приехал и из деревни нашей не бывали, я 4-й день послала Василья он еще не бывал, пива варить сегодня начали; отпиши, мой батюшка, сколько вар варить, мне кажется, что 5 вар варить надо англинскаго полпива, велю 2 четверти сварить, обо всем стану писать к тебе в четверг, а теперь ни коли успеть, опасаюсь чтоб почта не ушла; пожалуй мой друг скажи от меня матушке моей, чтоб не прогневалась на меня, что я к ней не писала сегодни, истинно не успела.
"Любимой мой друг дорогой батюшка Андрей Иванович, живи весело и будь здоров и меня, бедную, люби всегда и я тебя до смерти буду любить верная твоя Марфутченка Остерманова" .

"Любимой мой друг дорогой Андрей Иванович!
"Прошу у тебя ради Бога пожалуй не печалься по мне, я и сын наш слава Богу здоровы, послушай мой батюшка дорогой, ежели ты меня любишь, то пожалей своего здоровья не печалься ни о чем.
"Я сегодня в брату твоему посылала, сказывал он в опасном-же здоровьи своем каков был вчера.
"Пожалуй, мой батюшка, будь здоров любимой мой друг Андрей Иванович, я в мыслях целую ножки твои и любимую шейку твою, бедная твоя Марфутченка Остерманова.

(Во второй половине поста?)

"Батюшка мой дорогой Андрей Иванович!
"Доношу тебе по приказу твоему, я людям деньги годовые и месячные всем раздала; Синявин сказал, что у него погреб очень велик, льду в него надобно 70 или 80 сажень и притом сказал, что можно нам вместе с ними поставить в один погреб, я приказала так сделать и когда нам будет потребно можем у них взять бочку и поставим у себя, а я ныне одну варю, велю у нас погреб поставить, лед начали колоть по 2 алтына за сажень, а сколько потребно про то не знаю, буду впредь писать; солоду цены он не сказывал, пиво наняли варить у певчаго Беляева, просил по три рубли за сажень за дрова, одному пивовару 7 гривен за котел, а я дрова на пиво купила 4 сажени по 2 рубли по 4 гривны сажень; от Синявина 10 сажень дров я взяла, от Павла Ивановича ничего не дали дров, хмелю купила 3 пуда по полтора рубли с гривною пуд, рожь которая у нас есть Ульян Яковлевич обещал послать на мельницу молоть, как пошлю и что надлежит заплатить, о том стану к тебе писать, мне кажется, что лучше на мельнице нанять, нежели на наших жерновах молоть, у нас больше растеряют и хуже смелют, мне кажется, что у Меера не надобно брать, можем довольны быть и так, лошадей еще не послала, они (?) говорят, что дожидаемся подвод из деревни, с ними пошлют, солод который у нас есть, ты приказал продавать и оной солод гораздо дешевеет... мне сказывал наш клюшник, что оной солод годится людям на квас и ежели его продать вместо того разве покупать, мне кажется не замать нежели дешево продать, мед которой у нас есть дают за него 40 алтын с гривною за пуд, я велю продать, чем напрасно пропасть, которой привозной будет из того велю несколько сварить.
"Отпиши мой батюшка ко мне по сему, что тебе угодно и что не угодно, я так стану делать что могу по твоему приказу.
"Прошу тебя мой любимой друг, когда изволишь посылать ко мне клюшникову жену, изволь мой батюшка приказать девку маленькую в деревне приискать и с нею прислать, оная потребна девка будет к сыну нашему, когда отпустим кормилицу, маме одной нельзя усмотреть, ежели будет девка хороша, то мама может ее учить, что надлежит ей делать, изволь мой батюшка прикащика спросить для чего они не послали к нам сукон и панитку и толстых холстов, если возможно ковши прислать, также и мыла, котел, которой остался в Москве худой, что привезен был из Степановскаго, прикажи мой батюшка из половины сделать купель, которую ты изволил обещать в Степановское, а с другой половины сделать тазов: 4 таза на обе стороны луженых, 3 таза простых, чтоб не очень велики были, один другаго меньше.
"Из деревни нашей приехали третий день, привезла 2 бочки овса, я велела возить им сена и лед на погреб.
"Обоз наш сего часу приехал, только что одне птицы, а другаго ничего нет, сказал мужик который приехал с птицами, что дорога до Твери очень худа, наемщики больше (дальше?) не поехали и запас весь сложили, еще сказал, будто нанимал их, что ежели можно ехать будет зимним путем то-бы они ехали, а ежели худо будет, то-бы не ехали до весны и привесть-бы оным наемщикам водою, затем они больше ехать не хотели. От птиц только сказывают умер 1 гусь, 2 утки, 1 курица, индейка, я теперь просила брата твоего, чтоб он приказал своей бабе за ними смотреть.

"Любезной мой друг дорогой батюшка Андрей Иванович!
"От всего моего сердца желаю тебе моему дорогому многих лет и добраго здравия, я тебе (sic) поздравляла со вчерашним торжественным праздником в двух моих письмах и ныне еще повторяю, здравствуй мой батюшка дорогой и дай Бог многия лета тебе, моему другу жить в добром здоровье и в радости, и мне-б тебя любимаго своего друга видеть по скорее, а я благодарю Бога, что сей праздник прошел, я бы желала чтоб вся неделя прошла по скорее для того, что мне пуще в праздник томно и скучаю, сам ты, мой друг, можешь разсудить есть-ли мне причина тужить в праздник такой великой, все веселятся в домех своих со своими мужьями, также со своими сродниками, а я бедная теперь одна, была я вчера у обедни, сколько могла крепилась, чтобы в такой великой день не плакать, только не могла укрепить слезы, сами пошли, когда я поехала от церкви подумала, что сегодня великой праздник, я приду домой, кто меня встретит, кто меня ласковым словом утешит, кто обо мне попеченье имеет, когда ты мой друг при мне был, я приеду домой, ты меня встретишь с приятностью, милостивыми словами и имеешь о мне попечение. "Марфутка, что тебе сегодня есть и чтоб тебе было угодно?" ныне кто обо мне так имеет попечение, когда я сие все стану думать, как я могу, бедная, не плакать, хоть я надеюсь на Бога, что он даст тебе, моему другу здоровье и даст мне тебя видеть и ты меня содержишь в неотменной своей милости, однако-ж не могу верить, что так моего милаго друга скоро видеть; вчера у меня после обеда был Семен Иванович с женою, я просила их, чтоб они обедали у меня, они сказали, что у них дети дома желают быть с ними, обедать еще пришел Шуберт поздравствовать, я его удержала обедать, обедали у меня Шуберт и наша мама и я, и это первый раз, что я без тебя обедала в средней горнице, после обеда делать нечего, сидеть не с кем, я, бедненькая посидела маленько с Федюшею он ничего не смыслит, пришла к себе и легла на постель, не вставала до вечерен, после приехал Сенявин и жена его, ради их встала с постели и сидела с ними.
"Благодарствую мой батюшка за твои милостивыя письма, которое писано от тебя марта 27 числа я получила апреля 3-го дня и впредь прошу, пожалуй мой друг, как возможно пиши, у меня только и радости, что твои милостивыя письма, особливо благодарю за присланныя от тебя плетешки и Федяша наш благодарит за них и ему потребны.

Из С.-Пб. апреля 6 дня.

Изволишь ты мой батюшка ко мне писать о бабушке, ездит-ли она ко мне часто? Она после тебя у меня только 1 раз была с Фельтеновою женою, говорит, что ей часто ездить нельзя, что много у ней рожаниц, когда мне будет потребно чтоб я по нее прислала, ты мой батюшка ведаешь сам, что она живет за рекою, а ежели мне потребно будет ночью, когда мне по нее посылать? у нас река до сего времени стояла, а ныне я чаю, в сих днях, пройдет, а по нее пошлю и стану ее просить, чтоб она у меня жила, ежели при последних днях она у меня не станет жить, я не знаю как мне быть, что никого у меня нет, только надежда моя на Бога, что он изволит дать ли мне тебя, моего друга, видеть и в каком состоянии ты меня застанешь; до сего времени, слава Богу, здорова, а впредь что Бог изволит...
"Я Фельтенову просила о кормилице, она указала на бабушку, что она может сыскать, та разсмеялась только: "добре, я буду посмотреть". После того она у меня не была, я не знаю какова бабушка при своем деле будет, только на словах показывается гораздо спесива, не такова что мать. Только я тебя прошу, мой любимой друг, ты обо мне не печалься, я слава Богу, до сего времени, хотя мне не без тягости было, однако-ж, благодарю Бога, не гораздо больна; я тебе объявляю, что вчера у обедни была я, потому можешь разуметь, что еще не больна, коли могу ездить со двора, пуще мне всего, ты-бы мой друг был здоров.
Я тебе мой друг доношу, что ты обо мне не думай и прежде мая месяца от меня новой ведомости получить не можешь, однако-же я тебя мой батюшка ныне прошу, пожалуй отпиши ко мне ежели Бог совершит свою милость, даст мне живот и ребенок родится жив, сын или дочь, как ты, свет мой, прикажешь дать ему имя и кому его крестить? хотя он здоров будет однако ж лучше поскорее крестить и без всяких чинов, когда ты, мой батюшка, придешь с дороги, и еще тебе тут будет много труда, мне тебя жаль, что и так тебе довольно труда; Богу единому известно, каково мне твое здоровье потребно и каков ты мне мил ныне в каком я состоянии обретаюсь; однако-ж ради тебя желаю себе живота, хотя-бы и умерла только-бы при твоих глазах и в твоих дорогих руках. Батюшка мой дорогой Андрей Иванович, Федюша наш просить от тебя благословение, а я мыслями своими цалую все пальчики и прошу Бога, чтоб тебя видеть по скорее, а ты меня содержи в милости своей, я до смерти моей пребуду верный твой юнченка (sic) которой только любя тебя хочет жить на свете. Марфутченка Остерманова.

Через шестнадцать дней после этого письма, Марфа Ивановна разрешилась от бремени дочерью, о рождении которой в библии Остермана находится следующая пометка:
"1724 г. апр. 22 род. в Петербурге, по утру в третьем часу, в мое отсутствие дочь Анна, которая воспринята от св.. крещения бригадиром и лейб-гвардии маиором Ив. Мих. Лихаревым и графинею Настасиею Ермолаевною Матвеевою" .
Занося на листки своей библии единственно события семейные, Остерман под 1725 годом отметил еще два числа, особенно ему достопамятные:
"1725 генв. 28, в пятом часу по утру, скончался Петр Великий государь император всероссийский".
"Апр. 25 по утру, между 4 и 5 часом, род. сын Иван и 29 числа того же месяца крещен. Восприемниками были брат мой мекленбургский тайный советник и министр при здешнем императорском дворе барон Иван-Христофор фон-Остерман, генерал-лейтенант и лейб-гвардии Семеновского полка маиор Лихарев, теща моя Наталия Львовна Стрешнева и генерал-майорша Авдотья Алексеевна Сенявина".

1. Пётр (21 марта 1722 — 1 мая 1723).
2. Фёдор (11 апреля 1723 — 10 (21) ноября 1804).
3. Анна (22 апреля 1724—1769), жена М. А. Толстого; их внук граф Остерман-Толстой.
4. Иван (23 апреля (4 мая) 1725 — 18 (30) апреля 1811).

Федор Иванович Остерман. Портрет Франкарт 1738.

Сенатор, действительный тайный советник. Был женат на Анне Васильевне Толстой (1732 — 1809). Детей не было.

Анна Ивановна Остерман. Портрет Ф.Рокотова 1760-х. Тамбовская областная картинная галерея.

Замужем за Матвеем Андреевичем Толстым (1701 - 1763), генерал-аншеф. Три сына.

Иван Иванович Остерман. Портрет Франкарт 1738. Второй потрет неизвестного художника начала 19 века.

В вице-канцлер (1775), затем канцлер (1796-97) Российской империи. Его жена — Александра Ивановна Талызина (1745—1793), дочь адмирала И. Л. Талызина.Умер бездетным и был похоронен в своём майоратном имении — селе Красном Рязанской губернии. Также владел усадьбой Ильинское. Фамилия Остерман, указом Екатерины II 1796 года, была передана внуку графини А. А. Толстой, урождённой Остерман, Александру Ивановичу Толстому.

4 мая 1703 года в Германии, в городе Иене, в трактире «У Розы» подрались подвыпившие студенты, и один из них, вытащив шпагу, убил товарища. Так, с убийства в пьяной кабацкой драке начал свою самостоятельную жизнь шестнадцатилетний студент, будущий первый министр России Генрих Остерман…

Бес внутри

Подобное начало кажется немыслимо странным для человека, вся жизнь и деятельность которого — сам рационализм, сама предусмотрительность, а также тщательный расчет, тонкая, продуманная интрига. А ведь до этой драки в трактире «У Розы» все шло как нельзя лучше.

Генрих — миловидный, невысокий юноша, послушный сын пастора из маленького вестфальского городка Бохума. Он родился в 1686 году, хорошо учился в школе, легко поступил в Иенский университет. Отец его рассчитывал, что сын станет пастором, богословом, может быть, даже профессором.

И вот такое ужасное происшествие! Говорят, что бедный отец упал в обморок от стыда и горя, когда ему пришлось с кафедры родной церкви зачитывать объявление о розыске собственного сына, который не отдался послушно в руки полиции, а бежал из Иены неведомо куда…

И все же, много зная о долгой и непростой жизни Остермана, я не могу сказать, что событие в кабаке «У Розы» было случайностью, неожиданной и нелогичной. В характере, в личности Остермана заключена тайна. Смирный и тихий, он порой взрывался злым поступком внезапно и неожиданно для окружающих.

За внешним хладнокровием, хитростью, разумностью его скрывался вулкан честолюбия, гордости, тщеславия и даже авантюризма. И тогда этот умнейший аналитик не мог справиться со своими страстями и допускал нелепые промахи, оказываясь, как в Иене, в крайне затруднительном положении.

Побег в Россию

Страшась правосудия, Остерман бежал в Голландию, в Амстердам… В тесных и шумных предпортовых улочках этой торговой Мекки Европы и укрылся беглый студент, без гроша в кармане, без будущего.

Следует сказать, что события в трактире «У Розы» происходили в майские дни 1703 года. Как раз в это время Петр I основывал Петербург, ходил с аршином в руках по Заячьему острову, где возводилась крепость, праздновал свою первую победу на море, когда во главе абордажной команды взял два шведских корабля.

Россия с шумом выходила на берега Балтики. И она остро нуждалась в специалистах. Поэтому Петр послал в Амстердам недавно нанятого им адмирала Корнелия Крюйса, который набирал людей для работы в Московии. И вот тут-то пути Остермана и Крюйса пересеклись, и это стало вторым поворотным моментом в жизни нашего героя.

Впрочем, Остерман не случайно выбрал Россию — он знал, что его старший брат Йоханн был учителем в Москве, при русских царевнах — дочерях покойного царя Ивана Алексеевича, брата Петра 1.

Когда Остерман прибыл в Петербург, мы не знаем. Впервые он выскальзывает из тени неизвестности в 1705 году, когда его имя упомянуто среди прилежных прихожан первой лютеранской кирхи Святого Петра (что ныне на Невском). Видно, Остерман рьяно замаливал свой грех. Тогда и началась его карьера.

В 1730-е годы язвительная, языкастая княжна Прасковья Юсупова (за свой язык она и пострадала) рассказывала, как ее допрашивал Остерман:

«А о чем меня Остерман спрашивал, того я не поняла, потому, что Остерман говорил не так речисто, как русские говорят: "Сто-де ти сюдариня, будет тебе играть нами, то дети играй, а сюда ти призвана не на игранье, но о цем тебя спросим, о том ти и ответствей"».

Но акцент — сущая мелочь. Половина сподвижников Петра говорила с акцентом. Главное — Остерман оказался при деле, он был нужен петровской России. Без связей, друзей, денег, покровителей он начал карьеру с простого писаря и переводчика в Посольской канцелярии, ставшей впоследствии Коллегией иностранных дел, и затем добился блестящих результатов. Его заметил сам Петр и стал привлекать к серьезной дипломатической работе.

Гибкий ум, исполнительность, немецкая педантичность и точность — все было по нраву царю. И еще. У Остермана было одно, поражавшее всех в России, качество. Его отличала фантастическая работоспособность. По отзывам современников, он работал всегда: днем и ночью, в будни и праздники, чего ни один уважающий себя русский министр позволить себе, конечно, не мог.

Переговорщик от Бога

С годами значение Остермана-дипломата росло. Без него не обходилось ни одно крупное внешнеполитическое событие, в котором участвовала русская дипломатия. Вершиной профессиональных успехов Остермана можно считать заключение осенью 1721 года Ништадтского мира со Швецией, по которому Россия получила прибалтийские территории.

И хотя имя Остермана стоит в списке полномочных послов в Ништадте вторым после графа Якова Брюса, но именно он, Остерман, был мозгом русской делегации, истинным отцом выгоднейшего для России договора. И царь Петр это понимал.

В день празднования Ништадтского мира Остерман становится дворянином и бароном — мог ли об этом мечтать скромный пасторский сын из Бохума, по которому долго плакала петля на иенской виселице? В 1723 году Остерман стал вице-канцлером России — должность почти заоблачная для любого чиновника. Пошли косяками ордена, награды, земли…

Граф Генрих Иоганн Фридрих Остерман, в России — Андрей Иванович — один из сподвижников Петра I, выходец из Вестфалии, фактически руководивший внешней политикой Российской империи в 1720-е и 1730-е годы. Занимал пост вице-канцлера и первого кабинет-министра. В 1740 году был произведён в чин генерал-адмирала.

В чем же была сила Остермана как дипломата? Сохранившиеся документы демонстрируют его железную логику, хватку, здравый смысл. Русскую внешнюю политику вице-канцлер строил на последовательном соблюдении российских интересов, трезвом расчете, намерении и умении завязывать союзнические отношения только с теми державами, которые могут быть полезны России.

Остерман тщательно, педантично, «по-бухгалтерски» анализировал, сопоставлял соотношение «генеральных интересов» России и «польз» или «опасностей», проистекавших от ее возможных партнеров и союзников.

«Наша система, — писал Остерман в 1728 году, — должна состоять в том, чтобы убежать от всего, ежели б могло нас в какое пространство ввести.» То есть сохранить свободу действий, не дать втянуть себя в сомнительную авантюру или невыгодный союз. Это был не знак трусливой политики, но призыв во всем действовать с умом.

В 1726 году Остерман стал инициатором заключения союза с Австрией, «генеральные интересы» которой в Польше и в Причерноморье тогда в точности совпадали с русскими. И этот расчет вице-канцлера оказался точен на столетие — почти весь XVIII и начало XIX века Россия и Австрия были вместе. Белые мундиры австрийцев оказывались рядом с зелеными мундирами русских во всех войнах с Пруссией, Турцией, при разделах Польши, в походах против Наполеона.

Но быть дипломатом и не быть политиком невозможно, особенно при монаршем дворе, жившем в мире интриг. Удержаться в седле на крутых поворотах истории было трудно! Много раз Остерман повисал над бездной, но благополучно выкарабкивался наверх.

Анна Иоанновна — российская императрица из династии Романовых

В правление императрицы Анны Иоанновны (1730–1740) он ближе всего подошел к вершине власти. Он стал министром кабинета, влиятельным сановником и уже не ограничивался только внешней политикой, а вел и внутренние дела.

Своей колоссальной работоспособностью, умом он явно подавлял других своих коллег. Сотрудничал он и с генералом Андреем Ушаковым — начальником Тайной канцелярии. Вместе они вели секретные розыскные дела, вместе допрашивали преступников. Вспомним княжну Юсупову — по приведенной выше цитате видно, что беседовал министр с девицей не в салоне…

Мнимый больной

На должности кабинет-министра Остерман оставался тем, кем его создала природа и сформировал житейский опыт: умным, хитрым, скрытным, эгоистичным человеком, беспринципным политиком, хорошо знавшим себе цену.

«Король, наш государь, — писал испанский посланник герцог де Лириа, — пусть не думает, что Остерман совершенный человек: он лжив, для достижения своей цели готов на все, религии он не имеет потому, что уже три раза менял ее, и чрезвычайно коварен, но это такой человек, в котором мы нуждаемся и без которого не сделаем ничего. »

Тут важно особо отметить, что он был одним из тех редчайших деятелей России XVIII века, кто не замарал себя взятками и воровством. Его жизнь целиком была поглощена работой и интригами. Все остальное казалось ему второстепенным и неважным.

Андрей Иванович (так его звали русские), прожив в России почти полстолетия, так и не приобрел ни друзей, ни приятелей. Он был всегда одинок. Да это и понятно — общение с Остерманом было крайне неприятно. Его скрытность и лицемерие были притчей во языцех, а не особенно искусное притворство — анекдотично.

Граф Остерман Андрей Иванович

В самые ответственные или щекотливые моменты своей политической карьеры он внезапно заболевал. У него открывалась то подагра правой руки (чтобы не подписывать опасные бумаги), то ревматизм (чтобы не ходить во дворец), то хирагра или мигрень (чтобы не отвечать на щекотливые вопросы).

Он надолго ложился в постель, и вытащить его оттуда не было никакой возможности — он так громко стенал, что несчастного больного было слышно с улицы.

Нередко во время дипломатических переговоров, когда вице-канцлер хотел прервать неудобный для него разговор, у него вдруг начиналась рвота. Английский посланник Финч писал, что в этом случае нужно хладнокровно сидеть и ждать:

«Знающие его предоставляют ему продолжать дрянную игру, доводимую подчас до крайностей, и ведут свою речь далее; граф же, видя, что выдворить собеседника не удается, немедленно выздоравливает как ни в чем не бывало ».

Безродный и послушный

Действительно, в своем притворстве Остерман знал меру: острый нюх царедворца всегда подсказывал ему, когда нужно лежать пластом, еле приподнимая веки, а когда, стеная и охая, нередко на носилках, все-таки следует отправиться во дворец.

Императрица Анна Иоанновна, женщина простая и темная, высоко ценила своего министра за его солидность, ученость и обстоятельность. Без совета Остермана ей было не обойтись — надо только набраться терпения и, пропуская мимо ушей все его много численные оговорки, отступления и туманные намеки, дождаться дельного совета, как следовало бы поступить.

Остерман был хорош для Анны как человек, целиком зависимый от ее милостей. Он так и не сумел стать для русских своим. Хотя он и взял в жены девушку Марфу из старинного боярского рода Стрешневых, но оставался для русской знати чужаком, «немцем», что было, как известно, не лучшей характеристикой человека в России. Потому-то он так плотно и льнул к сильнейшему.

Графиня Марфа Ивановна Остерман, урождённая Стрешнева — статс-дама Екатерины I, жена вице-канцлера Андрея Остермана

Остерман всегда делал это безошибочно. Вначале таким человеком был для Андрея Ивановича его шеф, вице-канцлер П. П. Шафиров. Но когда в 1723 году Шафиров оказался в опале, Остерман, занявший его место, всячески мешал своему бывшему покровителю «всплыть» на поверхность.

Потом кумиром Андрея Ивановича стал А. Д. Меншиков. И его Остерман предал ради Петра II и князей Долгоруких. При Анне Иоанновне он заигрывал сначала с фельдмаршалом Минихом, а потом долго добивался расположения Бирона, став со временем для временщика незаменимым помощником и консультантом.

В этой черте Остермана-политика нет какой-то особой злокозненности характера: «cosi" fan tutte» — «так поступают все» (итал.).

Это не твоя роль, режиссер!

Но Бирон был сам парень тертый, умный и Остерману особенно не доверял. Временщик понимал, что особая сила Остермана-политика состояла в его феноменальном умении действовать скрытно, из-за кулис. Но в какой-то момент Бирон пропустил удар от другого своего сподвижника — фельдмаршала Миниха — и был свергнут.

Впрочем, вскоре и сам Миних не по своей воле слетел с вершины. Так случилось, что к началу 1741 года политическая сцена вдруг расчистилась от сильных фигур. У власти стояла слабая и недалекая правительница Анна Леопольдовна. Тогда-то Остерман и решил, что его час пробил!

Остерман в орденских одеждах

Та скрытая честолюбивая энергия, которая в нем клокотала с юности, вырвалась наружу. Он стал при правительнице первым министром, фактическим руководителем государства. Это был час триумфа, победы…

В 1741 году Остерман впервые вышел из-за кулис на авансцену политики. Привыкший действовать в политических потемках, умевший загребать жар чужими руками, он оказался несостоятелен на свету как публичный политик, лидер.

Он не имел необходимых для этой роли качеств — воли, решительности, авторитета, того, что называют харизмой. Да и врагов у него было много. Один из них только и ждал момента, чтобы вцепиться в Остермана…

Гнев прелестной фурии

Это была красавица-цесаревна Елизавета Петровна, знавшая о многих интригах Остермана против нее. Она хорошо помнила, как он хотел выдать ее замуж за какого-нибудь захудалого германского принца, как он приказывал следить за каждым ее шагом, как, наконец, в 1740 году не позволил персидскому посланнику вручить ей от имени шаха Надира роскошные подарки.

Нет, такое забыть было нельзя! Поэтому неудивительно, что переворот 25 ноября 1741 года, приведший к власти Елизавету Петровну, унес в небытие Остермана. Новая государыня, зная изворотливость и хитрость первого министра, приговорила его к смертной казни.

Елизавета I Петровна — российская императрица из династии Романовых, младшая дочь Петра I и Екатерины I, рождённая за два года до их вступления в брак.

Его везли к месту казни у здания Двенадцати коллегий на санях — он был болен подагрой, а может, хирагрой, а может быть, действительно был болен. Но ему, охающему и стенающему, не верили. Силой втащили его на эшафот, содрали с головы парик, заголили шею, положили голову на плаху.

Палач поднял топор, но в это мгновение секретарь остановил руку палача и прочитал указ о замене смертной казни ссылкой в Сибирь, в Березов, то есть в то самое место, куда он раньше вместе с Долгорукими отправил Меншикова.

Распаленный водкой и всеобщим вниманием толпы, палач, будто раздосадованный тем, что у него отобрали жертву, пинком ноги спихнул первого министра с плахи — ведь нет удовольствия слаще, чем поизмываться над падшим властителем.

Старый лис попался!

Было видно, что Остерман пал духом. Когда князь Яков Шаховской, выполнявший волю императрицы, прочитал ему в Петропавловской крепости предписание о немедленной отправке в ссылку, бывший первый министр, лежа на соломе, только стонал.

Старый, мудрый лис понял, что ему уже не выкрутиться, что капкан замкнулся навсегда и его, всегдашнего предателя, все предали. Нет, не все! У дверей тюрьмы стояла, переминаясь на морозе, закутанная в шубу Марфа. Она, как и жена Миниха, подельника Остермана, ждала, когда повезут в ссылку ее мужа, чтобы сесть с ним в сани и разделить его судьбу…

«Вид города Берёзова с юга».

Супругов привезли в Березов. Из Петербурга охране строго предписывали не спускать глаз с хитреца — не верили его болезням. Неужели чиновники в Петербурге думали, что он опасен, что сможет белжать? И куда? Не в Бохум же! Впрочем, власть в этих случаях всегда стремится перестраховаться.

Так, одному посаженному на цепь узнику, прославившемуся как чародей, в тюрьме не давали пить. Точнее, давали пососать мокрую тряпку, а кружку или ковшик с водой — ни-ни! Оказывается, боялись, как бы он, сложив руки лодочкой, не нырнул бы в воду и не ушел бы от государева гнева!

Ай да Марфа!

А между тем в Петербурге Остермана очень не хватало — пятнадцать лет внешняя политика России делалась его руками, и получалось это совсем неплохо. Долго пришлось связывать порванные внезапным свержением вице-канцлера нити дипломатической паутины. Но незаменимых людей, как известно, в России нет, и Остермана быстро забыли.

Он умер в 1747 году, не дожив и до шестидесяти лет. О чем он думал в долгие зимние ночи Березова, мы не знаем. Вспоминал ли он родной зеленый Бохум, ту страшную ночь 4 мая 1703 года, когда в трактире «У Розы» (будь она проклята, эта Роза!) он убил своего товарища и искалечил собственную жизнь?

А может быть, вовсе не искалечил? Если бы он не устроил этой драки, то кончил бы университет, стал пастором, профессором, задушил бы в себе честолюбивые стремления, мечты, умер бы безвестным, не вошел бы в историю как выдающийся дипломат. Умирая, он завещал жене похоронить его в Европейской России.

В начале Сентября, того же 1747 года, супруге Остермана предстояло отправиться из Березова на судне в Тобольск, а оттуда в Россию. Всю последнюю ночь она провела на могиле мужа, в слезах и молитвах.

Могила Остермана в Березове. Гравюра Л. Серякова по рис. М. Знаменского. 1862 г.

После отъезда ее из Березова, между жителями прошел слух, что она в последнюю ночь, с помощью находившихся у ней дворовых людей, вырыла тело мужа из земли и, положив в большой ящик, залив воском, увезла с собою в Россию.

Марфа похоронила где-то свой бесценный груз. Может быть, в Суздале — там она поселилась в одном из монастырей (возможно, в знаменитом своими узницами Покровском).

Об этом нам стало известно из доноса местного попа, который в какой-то престольный праздник нахально лез в ее келью за угощением раз, другой, пока Остерманиха его не вышибла на двор. Тут поп со зла и написал на старуху пустой, никчемный донос… А иначе мы бы и не узнали о судьбе верной Марфы…

Евгений Анисимов

Русский государственный деятель, дипломат. Барон (1721), граф (1730), первый кабинет-министр (1734), генерал-адмирал русского флота (1740).

Генрих Иоганн Фридрих Остерман родился 9 июля 1687 года в вестфальском городе Бохум в семье лютеранского пастора Иоганна Конрада Остермана. В 1702-1703 годах учился в Йенском университете. Из-за дуэли, закончившейся смертельным исходом, был вынужден бежать в Голландию.

В 1703 году Г. И. Ф. Остерман был принят на русскую службу адмиралом К. Крюйсом, с которым в октябре 1704 года прибыл в . В 1708 году был определен переводчиком в Посольский приказ. На русской службе стал зваться Андреем Ивановичем. В годы Северной войны находился при походной канцелярии , выполнял дипломатические поручения царя. В 1710 году стал секретарем Посольской канцелярии.

В 1711 году А. И. Остерман участвовал в Прутском походе . Вместе с П. П. Шафировым вел переговоры о мире с великим визирем. В 1718-1719 годах вместе с он участвовал в работе Аландского конгресса, в 1721 году вел переговоры по условиям Ништадтского мира, завершившего Северную войну. «За отличные труды и верность» получил титул барона.

В 1723 году он стал сенатором и вице-президентом Коллегии иностранных дел. Принимал непосредственное участие в упорядочении делопроизводства Коллегии и в улучшении подготовки ее личного состава. Его перу принадлежит проект нового штата канцелярии и регламента Коллегии.

После смерти Петра II сумел уклониться от участия в заседании Верховного тайного совета, на котором решался вопрос о «кондициях», ограничивавших власть , чем завоевал ее симпатии. В 1730 году получил титул графа. В качестве второго, а с 1734 года - первого кабинет-министра стал фактическим руководителем внутренней и внешней политики Российской Империи.

В 1740-1741 годах, в период царствования под регентством , А. И. Остерман способствовал опале и отставке генерал-фельдмаршала и стал фактическим правителем . В 1740 году он получил чин генерал-адмирала русского флота.

А. И. Остерман не сумел предотвратить дворцовый переворот 25 ноября (6 декабря) 1741 года в пользу и стал одной из первых его жертв. В ночь переворота он был арестован и заключен в Петропавловскую крепость. В январе 1742 года суд приговорил А. И. Остермана к смертной казни. В последний момент она была заменена вечной ссылкой в Сибирь.

Псевдоним, под которым пишет политический деятель Владимир Ильич Ульянов. ... В 1907 г. выступал без успеха кандидатом во 2-ю Государственную думу в Петербурге.

Алябьев, Александр Александрович , русский композитор-дилетант. … В романсах А. отразился дух времени. Как и тогдашняя русская литература, они сантиментальны, порою слащавы. Большая их часть написана в миноре. Они почти не отличаются от первых романсов Глинки, но последний шагнул далеко вперед, а А. остался на месте и теперь устарел.

Поганое Идолище (Одолище) - былинный богатырь…

Педрилло (Пьетро-Мира Pedrillo) - известный шут, неаполитанец, в начале царствования Анны Иоанновны прибывший в Петербург для пения ролей буффа и игры на скрипке в придворной итальянской опере.

Даль, Владимир Иванович
Многочисленные повести и рассказы его страдают отсутствием настоящего художественного творчества, глубокого чувства и широкого взгляда на народ и жизнь. Дальше бытовых картинок, схваченных на лету анекдотов, рассказанных своеобразным языком, бойко, живо, с известным юмором, иногда впадающим в манерность и прибауточность, Даль не пошел

Варламов, Александр Егорович
Над теорией музыкальной композиции Варламов, по-видимому, совсем не работал и остался при тех скудных познаниях, которые могли быть вынесены им из капеллы, в те времена совсем не заботившейся об общемузыкальном развитии своих питомцев.

Некрасов Николай Алексеевич
Ни у кого из больших поэтов наших нет такого количества прямо плохих со всех точек зрения стихов; многие стихотворения он сам завещал не включать в собрание его сочинений. Некрасов не выдержан даже в своих шедеврах: и в них вдруг резнет ухо прозаический, вялый стих.

Горький, Максим
По своему происхождению Горький отнюдь не принадлежит к тем отбросам общества, певцом которых он выступил в литературе.

Жихарев Степан Петрович
Его трагедия «Артабан» ни печати, ни сцены не увидела, так как, по мнению князя Шаховского и откровенному отзыву самого автора, была смесью чуши с галиматьей.

Шервуд-Верный Иван Васильевич
«Шервуд, — пишет один современник, — в обществе, даже петербургском, не назывался иначе, как Шервуд скверный… товарищи по военной службе чуждались его и прозвали его собачьим именем «фиделька».

Обольянинов Петр Хрисанфович
…фельдмаршал Каменский публично обозвал его «государственным вором, взяточником, дураком набитым».

Популярные биографии

Петр I Толстой Лев Николаевич Екатерина II Романовы Достоевский Федор Михайлович Ломоносов Михаил Васильевич Александр III Суворов Александр Васильевич

Биография
Российский государственный деятель, дипломат, граф (1730). Член Верховного тайного совета. Фактически руководил внутренней и внешней политикой России при Анне Иоанновне. После дворцового переворота 1741 года, возведшего на престол Елизавету Петровну, был отправлен в ссылку, где и умер.
Генрих Иоганн Фридрих, или граф Андрей Иванович Остерман, как его звали в России, родился 30 мая 1686 года в семье Иогана Конрада Остермана, бедного пастора из Эссена в Вестфалии. Генрих Иоганн Фридрих получил образование предположительно в Иене и Эйзенахе. В 1703 или 1704 году он познакомился в Амстердаме с российским вице-адмиралом Крейсом, который принял его к себе секретарем.
За два года пребывания в России Остерман научился свободно говорить и писать по-русски. Петр Великий, находясь однажды на корабле вице-адмирала Крейса, попросил найти толкового чиновника, который мог бы грамотно написать письмо. Вице-адмирал представил царю Остермана. Государь остался очень доволен им, и с тех пор Андрей Иванович неотлучно находился при монархе. Петр I время от времени повышал его чинами и прибавлял ему жалованья и доверял даже секретные дела.
16 февраля 1708 года Остерман, владевший латинским, немецким, французским, голландским, итальянским и русским языками, был определен в дипломатическое ведомство - Посольскую канцелярию в качестве переводчика к вице-канцлеру П.П. Шафирову. В 1711 году Остерман сопровождал Петра I в Прутской экспедиции. Вместе с вице-канцлером бароном Шафировым он ездил в лагерь к верховному визирю для заключения мира между Россией и Портой Оттоманской. 12 июля Андрей Иванович был пожалован в тайные секретари.
В феврале 1713 года Остерман отправился в Берлин к прусскому королю Фридриху I с устным посланием Петра I. В том же году дипломат обязался служить России до окончания русско-шведской войны. В 1716-м он был назначен советником Посольской канцелярии и выполнял важные поручения царя.
Остерман вместе с Я.В. Брюсом принимал участие в русско-шведских мирных переговорах на Аландском конгрессе, открывшемся 12 мая 1718 года.
Русские представители сразу заявили, что «его царское величество желает удержать все им завоеванное». Шведские дипломаты не менее категорически ответили, что «король желает возвращения всего у него взятого»; Герц объявил мир невозможным, если предварительно не будет решено вернуть Швеции Лифляндию и Эстляндию. Русские со своей стороны указали, что мир не состоится без предварительного решения о сохранении Лифляндии и Эстляндии за Россией.
Затем дипломатам пришлось все же перейти к аргументации своих требований. Постепенно стало ясно, что шведы согласны уступить кое-что при условии получения территориальной компенсации в другом месте. В соответствии с полученными инструкциями Остерман и Брюс проявили готовность рассмотреть вопрос об «эквиваленте». Однако на официальных заседаниях русские представители никак не могли получить объяснения того, чего же конкретно хотят шведы. Между тем Остерман вступил «в конфиденцию», и в частных разговорах стало постепенно проясняться стремление шведов добиться не только согласия России на то, чтобы Швеция вернула себе потерянное в пользу Дании, Ганновера или Пруссии, но чтобы русские помогли в этом деле прямым вооруженным участием в войне против своих бывших союзников. При этом Герц, соглашаясь на переход к России Эстляндии и Лифляндии, решительно настаивал на сохранении за Швецией Выборга, Ревеля, Кексгольма.
Положение стало ясным, когда Герц представил Остерману и Брюсу проект дополнительных статей к мирному договору, который еще предстояло окончательно согласовать.
Россия в обмен за признание Карлом XII присоединения к ней прибалтийских земель, и без того прочно ею удерживаемых, должна выставить 150-тысячную армию и в союзе с разгромленной Швецией вступить в войну с Польшей, Данией, Англией, с ее союзниками Голландией, Германской империей, фактически со всей Европой.
Остерман пунктуально выполнял обязанности русского посла. Свои действия он весьма логично продумывал и обосновывал. Прежде всего он считал комплекс предложений Герца «делом, от которого зависит все благополучие Российского государства». Интересы России, как было четко сказано в инструкциях, требовали заключения мира с Швецией. И Остерман полагал, что «если не добиться сейчас мира, то война расширится и неизвестно, когда и как она окончится». Поэтому следует идти на уступки, поскольку Герц от имени Швеции уже принял основные территориальные требования России. «Не думаю, - писал Остерман, - чтоб какой другой министр без всякого почти торгу на такую знатную уступку согласился». Остерман признавал, что Россия возьмет на себя тяжелые обязательства участвовать в трудной войне. Однако если она этого не сделает, то европейские страны, враждебные ей, сами могут начать действовать, когда и где они это сочтут нужным. Принятие плана Герца позволит отдалить неизбежную войну от русских границ, перенести ее на территорию недоброжелательных к России стран. По мнению Остермана, было только две возможности: либо ждать, когда союзники, возбуждаемые Англией, выступят против нее, либо предупредить их действия и выступить против них. Последнему варианту он отдавал предпочтение.
Петр приказывал не отвергать даже совершенно неприемлемые предложения Герца, и Остерман поступал строго по этой инструкции. Для Петра важно было не разрывать конгресс только в ближайшее время, «вскорости», чтобы подать шведам надежду. Он подчеркивает, что обязательства Россия может взять на себя «по заключению мира», то есть после подписания договора.
Получив указ царя от 16 ноября, Остерман в тот же день послал Головкину и Шафирову письмо, в котором уверял, что «шведские условия таковы, что требуют зрелого размышления и может быть, что продолжение войны против Швеции не так нам тягостно будет, как новая война, в которую входить имеем». Петр, решительно отклонив шведские идеи, в то же время предписывал конгресса не прерывать, а затягивать его всеми возможными способами. Брюсу и Остерману предстояла трудная задача. Но судьба освободила их от ее решения. 14 декабря на острове Сундшер стало известно, что король Карл XII убит в Норвегии при осаде крепости Фридрихсгаль шальной пулей.
Вопрос о заключении мира России с Швецией теперь уже невозможно было рассматривать вне связи с тем, что происходило в дипломатической жизни Европы.
Остерман должен был вновь напомнить шведам о прежних условиях мира и о готовности пойти на уступки: вернуть всю Финляндию, Лиф-ляндию присоединить к России не навечно, а лишь временно, на 40 или даже 20 лет, выплатить Швеции денежную компенсацию. Инструкция предписывала заявить, что никаких новых уступок с русской стороны сделано не будет.
В Стокгольме Остерману ответили, что лучше им всем погибнуть, чем заключить такой невыгодный мир. С соблюдением всех протокольных церемоний Остерман выполнил данное ему поручение. 6 августа он вернулся и доложил Петру о том, что ультиматум отвергнут. Вся эта процедура предпринималась исключительно для того, чтобы показать искреннее стремление России к миру. А в то самое время, когда Остерман объяснялся с королевой, отряды русских высадились с кораблей на шведский берег в двух местах, севернее и южнее Стокгольма. Шведские войска кое-где пытались оказать сопротивление, но были легко обращены в бегство. Операция носила сугубо демонстративный характер и предназначалась для наглядного доказательства беззащитности Швеции, что и было достигнуто.
Без всяких посредников 28 апреля 1721 года в финском городе Ниш-тадт встретились за круглым столом дипломаты России и Швеции для заключения мирного договора. Россию представляли по-прежнему Брюс и Остерман, который получил титул барона и тайного советника канцелярии.
Переговоры проходили напряженно. Дело дошло до смешного: шведские представители, например, требовали, чтобы в перечне уступленных ими городов числился Петербург! Русская сторона не поступилась ничем. Более того, если в конце Аландского конгресса Россия соглашалась на временное присоединение Лифляндии, то теперь она отходила к России навечно. В то же время русские представители пошли на уступки ради главного - скорейшего подписания договора. Россия уступила Швеции Финляндию, согласилась не настаивать на включении в договор претензий голштинского герцога, за Лифляндию выплачивалась двухмиллионная компенсация. Швеция получала право беспошлинно закупать русский хлеб и т. д. Но представители России не пошли на заключение прелиминарного договора, рассчитанного на то, чтобы снова затянуть дело.
30 августа 1721 года был подписан Ништадтский договор, согласно которому между Россией и Швецией устанавливался «вечный, истинный и ненарушенный мир на земле и воде». Завоеванные русским оружием Ингерманландию, часть Карелии, всю Эстляндию и Лифляндию с городами Рига, Ревель, Дерпт, Нарва, Выборг, Кексгольм, островами Эзель и Даго оставались за Россией.
Петр был очень доволен заключенным договором и мастерством своих дипломатов. Он даже женил Остермана на русской красавице Марфе Стрешневой, которая, впрочем, по мнению одного из мемуаристов, «была одно из самых злых созданий, существовавших на земле». В 1723 году Андрей Иванович стал сенатором и заменил Шафирова на посту второго лица в дипломатическом ведомстве. Петр I говорил об Остермане, что он никогда не ошибается в министерских делах.
В 1724 году Петр I поручил Остерману «дать приличнейшее образование Коллегии иностранных дел». Тайный советник Остерман, опытнейший дипломат, составил проект нового штата канцелярии и регламента Коллегии. Проект-записка, названная «К сочинению и определению канцелярии Коллегии иностранных дел предложения» - один из лучших составленных Остерманом документов.
Начинались они с характеристики самой Коллегии: «Дела в Коллегии иностранных дел, или, просто сказать, в тайном совете, суть наиважнейшие»; все эти дела исполняются служителями коллежской канцелярии, которая есть «вечный государственный архив и всем старинным и прошедшим в государстве делам, поступкам, поведениям и взятым мерам вечное известие», отсюда следует, «что необходимо установить в ней (канцелярии КИД) вечный и основательный порядок».
По мнению Остермана, служители Коллегии должны быть «умными и в делах уже обученными, и вследствие малолюдства их принуждены будут работать день и ночь, то необходимо им учинить хороший порядок и честное и довольное пропитание. Вместе с тем служителей предлагалось освободить от постоев, так как они занимались секретными делами, ибо «излишняя компания дома к излишним разговорам часто ведет».
«Предложения» Остермана не были утверждены из-за смерти Петра I. Однако они изучались и использовались при составлении штатов на протяжении всего XVIII столетия.
Петр Великий отдавал должное уму и прозорливости барона Остермана, отмечал, что он лучше других министров знает истинную пользу Российского государства, и был для оного необходим.
Императрица Екатерина I, по восшествии на престол в 1725 году, пожаловала его государственным вице-канцлером и действительным тайным советником. С тех пор Остерман вступил в управление иностранными делами и оправдал впоследствии доброе мнение, которое имел о нем покойный император.
В послепетровскую эпоху Остерман превратился в одну из ключевых фигур российской политики. Его отличала фантастическая работоспособность; по отзывам современников, Остерман занимался делами и днем и ночью, и в будни и в праздники. В течение 15 лет он фактически руководил русской внешней политикой.
Благодаря Остерману в 1726 году Россия заключила союзный договор с Австрией, сохранивший свое значение на весь XVIII век, ибо в основе его, согласно идее Остермана, была общность интересов по расчленению Польши, «укрощению» Пруссии и изгнанию турок из Европы.
Новая внешнеполитическая программа России была сформулирована Остерманом в июле - августе 1727 года и развита в письмах к Б.И. Куракину и А.Г. Головкину, русским уполномоченным на Суассонском конгрессе. Основные принципы ее таковы: «убежать от всего», что «могло нас в какое пространство ввести», то есть избегать любых военных столкновений; «освободиться добрым порядком» от имевшихся обязательств в отношении голштинского и мекленбургского дворов, а добившись этого - «возобновить прежнее согласие с дацким»; восстановить прежние дружеские отношения с Англией; короля прусского содержать на своей стороне, ибо, «хотя и вспоможения великого от него ожидать невозможно, однако ж для других соседов пригодится»; с Австрией «оставаться в союзе» для решения турецких и иранских дел, а с другими соседями «искать дружбу и союз». Эта примирительная программа постепенного сближения с Англией и Данией, дальнейшего укрепления русско-австрийского союза при ее реализации позволила бы России укрепить свои позиции на Балтике и в целом в Европе, а также приступить к решению «восточных» проблем.
Остермана ценили как профессионала, опытного и умного человека, но все равно в силу своего нрава, происхождения он оставался чужаком для русской знати, а потому особенно льнул к фаворитам и «сильнейшим» у подножия трона. Вначале его покровителем стал А.Д. Меншиков, влиятельный вельможа при дворе Екатерины I. Благодаря близости к нему Остерман получил важную должность воспитателя - обер-гофмейстера великого князя, а потом императора Петра II. Осенью 1727 года Остерман перешел на сторону враждебного Меншикову клана князей Долгоруких и стал одним из инициаторов свержения и ссылки светлейшего в Сибирь.
Тонкий политический нюх, знание человеческих слабостей, самообладание, беспринципность и умение вовремя поставить на победителя, плести сложную интригу и при этом оставаться в тени - все эти качества позволили Остерману удержаться на плаву при пяти самодержцах. Тяжело пришлось ему в начале 1730 года, когда члены высшего правительственного органа - Верховного тайного совета, куда, кстати, входил и Остерман, вознамерились ограничить власть императрицы Анны Иоанновны. После провала этого предприятия Остерману чудом удалось избежать опалы.
С немалым трудом Остерман - член Кабинета министров и граф - сумел найти подход к капризному и подозрительному фавориту Анны Иоан-новны Э.И. Бирону, который хотя и не любил Андрея Ивановича, но ценил его как крупного специалиста, считался с его мнением.
Генерал Манштейн пишет в своих мемуарах: «Граф Остерман был без сомнения в свое время один из величайших министров в Европе. Он совершенно знал пользы всех держав; имел способность обнимать все одним взором, и одарен будучи от природы редким умом, соединял с оным примерное трудолюбие, проворство и безкорыстие. Он никогда не принимал ни малейшего подарка от иностранных дворов, не получив прежде на то позволения от своего двора. С другой стороны, имел чрезвычайную недоверчивость и простирал часто слишком далеко свои подозрения; не мог терпеть никого выше себя, также равного, разве несведущего. Никогда коллеги его в Кабинете не были им довольны; он во всем хотел быть главным, а чтобы прочие соглашались только с ним и подписывали. В затруднительных делах Государственных, когда, по занимаемому им месту, следовало ему дать свое мнение, он притворялся больным, опасаясь учинить что-либо для себя предосудительное, и посредством такой политики удержался при шести разных Правительствах».
Дипломатические бумаги Остермана показывают его изощренный ум, умение учесть, взвесить все обстоятельства дела, предусмотреть все негативные последствия политических поступков. Любопытно также, что он никогда не подписывался титулом барона и графа, а всегда просто: Андрей Остерман. Как для руководителя внешней политики, для него было характерно развитое чувство равновесия, расчетливость и - главное - стремление оставить России поле для дипломатического маневра, а соответственно - для самостоятельной политики. «Наша система, - писал Остерман в 1727 году, - должна состоять в том, чтобы убежать от всего, что могло бы нас в какие проблемы ввести».
После кончины великого канцлера графа Головкина, последовавшей 20 января 1734 года, граф Остерман вступил в Главное управление иностранным департаментом и в декабре того же года заключил в Санкт-Петербурге с английским резидентом Рондо трактат в 30 статьях о дружбе и взаимной торговле на 15 лет.
В 1736 году императрица объявила войну Порте. Частые нападения крымских татар на российские границы явились тому причиной. Некоторые из российских политиков, и прежде всего граф Остерман, были против этой войны. Он доказывал, что Россия не может извлечь из этого выгод, война приведет к значительным военным потерям и большим финансовым издержкам. Предположения графа Остермана оправдались. Россия, помимо некоторого расширения границ и блистательных успехов оружия своего войска, никакой существенной выгоды от войны с Портой не получила. Война завершилась в 1739 году. Изданный в феврале 1740 года манифест о заключенном с турками мире был сочинен графом Остерманом. Он получил от императрицы Анны Иоанновны серебряный сервиз, бриллиантовый перстень и пенсию в 5000 рублей, сверх получаемого им жалованья.
У Остермана не было друзей или добрых знакомых, что и немудрено - общение с ним, по единодушному мнению, было крайне неприятно. Он был очень скуп и нечистоплотен. Комнаты его отличались дурным убранством, а служители были одеты как нищие. Серебряная посуда, которую он каждый день употреблял, больше походила на оловянную.
Супруги Остерман имели двоих сыновей и одну дочь - графиню Анну Андреевну, которая была замужем за генерал-аншефом Матвеем Андреевичем Толстым. Старший сын граф Федор Андреевич дослужился до генерал-поручика. Он был действительным тайным советником, сенатором. Другой сын, граф Иван Андреевич, поднялся еще выше, став канцлером России.
Скрытность, лживость и лицемерие Остермана стали притчей во языцех, а не особенно искусное притворство - поводом для анекдотов. В минуты риска, когда нужно было высказаться о чем-либо определенно или подписать требующий особой осмотрительности документ, Остерман внезапно и тяжко заболевал. У него начиналась подагра, мигрень, ревматизм или что-нибудь другое. Он жалобно стонал, укладывался в постель, и вытащить его оттуда было невозможно. Не без сарказма Бирон писал в апреле 1734 года посланнику России в Варшаве графу Кейзерлингу: «Остерман лежит с 18-го февраля и во все время один только раз брился, жалуется на боль в ушах, обвязал себе лицо и голову. Как только получит облегчение в этом, он снова подвергнется подагре, так что, следовательно, не выходит из дома. Вся болезнь может быть такого рода: во-первых, чтобы не давать Пруссии неблагоприятного ответа... во-вторых, турецкая война идет не так, как того желали бы».
В последние годы царствования Анны Иоанновны (с 1736 года) Остерман редко выезжал из дому, под предлогом, что не мог ходить от сильной подагры. Однако же притворная болезнь от сидячей его жизни превратилась в настоящую, так что он оставлял кресла свои и ездил во дворец по одним только чрезвычайным случаям, и когда специально за ним присылали.
В 1740 году, после смерти Анны Иоанновны, свержения Бирона, отставки Миниха и установления регентства Анны Леопольдовны, Остерман решил, что наступил его час, и, пользуясь особым доверием правительницы, выдвинулся в руководители государства-фактически стал главой правительства. Эта должность, как и чин высшего морского начальника - генерал-адмирала, полученный Остерманом в 1740 году, была явно не по нему: привыкший действовать незаметно, осторожно плести сети интриг, он не обладал необходимой широтой подхода к государственным проблемам, авторитетом лидера, решительностью и смелостью.
В 1741 году в Россию прибыло персидское посольство, чтобы встретиться с цесаревной Елизаветой Петровной, однако прием не состоялся - Остерман воспрепятствовал этому свиданию. Тогда-то дочь Петра I в ярости велела передать влиятельному министру, что «он забывает, кто я и кто он сам - писец, ставший министром благодаря милости моего отца... Он может быть уверен, что ему ничего не будет прощено».
Получив сведения о готовившемся заговоре Елизаветы Петровны, Ос-терман не сумел предотвратить его и стал одной из первых жертв переворота - был арестован ночью 25 ноября 1741 года и заключен в Петропавловскую крепость - цитадель Петербурга.
Новая императрица Елизавета не забыла обиду, нанесенную ей во время визита в Петербург персидского посла. Не простила она Остерману и его попытки укрепить власть правительницы Анны Леопольдовны. В январе 1742 года по приговору суда должна была состояться смертная казнь Остер-мана. Историк XIX века Д. Бантыш-Каменский писал: «...Солдаты, стащив тогда графа с носилок, положили голову его на плаху, к которой приближась палач и растегнув воротник у рубашки и шлафрока его, оголил шею. Все сие не более минуты продолжалось, как объявили графу Остерману, что императрица переменила смертную казнь его на вечное в Березов заточение. Солдаты подняли тогда графа и посадили снова на носилки. В то время потребовал он, чтобы ему подали парик его и колпак; надел их на голову и застегнул воротник у рубашки и шлафрока, не показав ни малейшей в лице перемены. Великий человек всегда, даже и в несчастье, является великим! В следующий день граф Остерман, мучимый сильной подагрой, отправлен был из Петропавловской крепости в Сибирь. Последние слова его состояли в покорнейшей просьбе, чтобы императрица не оставила милостивым и великодушным покровительством его детей».
Он отправился с женой, бывшей при Анне Иоанновне статс-дамой, в Березов и умер там через пять лет, 20 мая 1747 года.