«Смерть». Анализ рассказа Тургенева

Замечателен рассказ «Смерть», где автор изобразил, как умирает русский человек. Он встречает смерть спокойно и просто, без внутренней борьбы, тревог и колебаний, без отчаяния и страха. В этом сказывается здоровая цельность, простота и правдивость русской души. Умирает подрядчик Максим, пришибленный деревом. - Батюшка, заговорил он едва внятно (обращаясь к наклонившемуся к нему помещику): - за попом … послать … прикажите … Господь меня наказал … ноги, руки, все перебито. Он молчал. Дыханье ему спирало.
- Да деньги мои жене дайте … за вычетом … вот, Онисим знает … кому я … что должен. - Простите мне, ребята, коли в чем … – Бог тебя простит, Максим Андреич, глухо заговорили мужики: прости и ты нас.
Столько же самообладания, если не более, выказывает мельник, приехавший смертельно больной к фельдшеру полечиться. Когда он узнает безнадежность своего положения, он не хочет оставаться в больнице, а едет домой распорядиться и дела устроить. «Ну, прощайте, Капитон Тимофеич (говорит он фельдшеру, не слушаясь убеждений того

остаться): «не поминайте лихом, да сироток не забывайте, коли что». На четвертый день он умер». Так умирают простые русские люди, мужики. Но замечательно, что в рассказе «Смерть» автор рассказывает о подобном же спокойном отношении к кончине и людей барской и интеллигентной среды - старушки помещицы, недоучившегося студента Авенира Сорокоумова. Старушка хотела сама заплатить священнику за свою отходную и, приложившись к поданному им кресту, засунула было руку под подушку, чтобы достать приготовленный там целковый, да не успела «и испустила последний вздох». Бедняк учитель Сорокоумов, больной чахоткой и зная о близкой смерти, «не вздыхал, не сокрушался, даже ни разу не намекнул на свое положение» … Тургенев рассказывает, что когда он посетил его, то бедняк, «собравшись с силами, заговорил о Москве, о товарищах, о Пушкине, о театре, о русской литературе; вспоминал наши пирушки, жаркие прения нашего кружка, с сожалением произнес имена двух-трех умерших приятелей».
Он даже шутил перед смертью, даже высказал довольство своей судьбой, забыв, по сердечной доброте, как неприглядна была его жизнь в доме тяжелого шутника помещика Гура Крупянникова, детей которого Фору и Зезу учил он русской грамоте. - Все бы ничего (сказал он своему собеседнику после мучительного приступа кашля) … кабы трубочку выкурить позволили - прибавил он, лукаво подмигнув глазом. Слава Богу, пожил довольно; с хорошими людьми знался … » Одинаковое отношение к смерти и простого мужика и образованного человека свидетельствует, по указанию Тургенева, что в русском обществе живы народные начала, что нету нас на Руси страшной внутренней розни между простым народом и культурными его слоями, по крайней мере, тем из них, который стоит ближе к народу, живет в деревне, или сочувствует народному быту, народной нужде.

Иван Сергеевич Тургенев

У меня есть сосед, молодой хозяин и молодой охотник. В одно прекрасное июльское утро заехал я к нему верхом с предложением отправиться вместе на тетеревов. Он согласился. «Только, - говорит, - поедемте по моим мелочам, к Зуше; я кстати посмотрю Чаплыгино; вы знаете, мой дубовый лес? У меня его рубят». - «Поедемте». Он велел оседлать лошадь, надел зеленый сюртучок с бронзовыми пуговицами, изображавшими кабаньи головы, вышитый гарусом ягдташ, серебряную флягу, накинул на плечо новенькое французское ружье, не без удовольствия повертелся перед зеркалом и кликнул свою собаку Эсперанс, подаренную ему кузиной, старой девицей с отличным сердцем, но без волос. Мы отправились. Мой сосед взял с собою десятского Архипа, толстого и приземистого мужика с четвероугольным лицом и допотопно развитыми скулами, да недавно нанятого управителя из остзейских губерний, юношу лет девятнадцати, худого, белокурого, подслеповатого, со свислыми плечами и длинной шеей, г. Готдиба фон-дер-Кока. Мой сосед сам недавно вступил во владение имением. Оно досталось ему в наследство от тетки, статской советницы Кардон-Катаевой, необыкновенно толстой женщины, которая, даже лежа в постеле, продолжительно и жалобно кряхтела. Мы въехали в «мелоча». «Вы меня здесь подождите на полянке», - промолвил Ардалион Михайлыч (мой сосед), обратившись к своим спутникам. Немец поклонился, слез с лошади, достал из кармана книжку, кажется, роман Иоганны Шопенгауэр, и присел под кустик; Архип остался на солнце и в течение часа не шевельнулся. Мы покружили по кустам и не нашли ни одного выводка. Ардалион Михайлыч объявил, что он намерен отправиться в лес. Мне самому в тот день что-то не верилось в успех охоты: я тоже поплелся вслед за ним. Мы вернулись на полянку. Немец заметил страницу, встал, положил кишу в карман и сел, не без труда, на свою куцую, бракованную кобылу, которая визжала и подбрыкивала от малейшего прикосновения; Архип встрепенулся, задергал разом обоими поводьями, заболтал ногами и сдвинул наконец с места свою ошеломленную и придавленную лошаденку. Мы поехали.

Лес Ардалиона Михайлыча с детства был мне знаком. Вместе с моим французским гувернером m-r Desire Fleury, добрейшим человеком (который, впрочем, чуть было навсегда не испортил моего здоровья, заставляя меня по вечерам пить лекарство Леруа), часто хаживал я в Чаплыгино. Весь этот лес состоял из каких-нибудь двух- или трехсот огромных дубов и ясеней. Их статные, могучие стволы великолепно чернели на золотисто-прозрачной зелени орешников и рябин; поднимаясь выше, стройно рисовались на ясной лазури и там уже раскидывали шатром свои широкие узловатые сучья; ястреба, кобчики, пустельги со свистом носились над неподвижными верхушками, пестрые дятлы крепко стучали по толстой коре; звучный напев черного дрозда внезапно раздавался в густой листве вслед за переливчатым криком иволги; внизу, в кустах, чирикали и пели малиновки, чижи и пеночки; зяблики проворно бегали по дорожкам; беляк прокрадывался вдоль опушки, осторожно «костыляя»; красно-бурая белка резво прыгала от дерева к дереву и вдруг садилась, поднявши хвост над головой. В траве, около высоких муравейников, под легкой тенью вырезных красивых листьев папоротника, цвели фиалки и ландыши, росли сыроежки, волнянки, грузди, дубовики, красные мухоморы; на лужайках, между широкими кустами, алела земляника… А что за тень в лесу была! В самый жар, в полдень - ночь настоящая: тишина, запах, свежесть… Весело проводил я время в Чаплыгине, и оттого, признаюсь, не без грустного чувства въехал я теперь в слишком знакомый мне лес. Губительная, бесснежная зима 40-го года не пощадила старых моих друзей - дубов и ясеней; засохшие, обнаженные, кое-где покрытые чахоточной зеленью, печально высились они над молодой рощей, которая «сменила их, не заменив». Иные, еще обросшие листьями внизу, словно с упреком и отчаянием поднимали кверху свои безжизненные, обломанные ветви; у других из листвы, еще довольно густой, хотя не обильной, не избыточной по-прежнему, торчали толстые, сухие, мертвые сучья; с иных уже кора долой спадала; иные наконец вовсе повалились и гнили, словно трупы, на земле. Кто бы мог это предвидеть - тени, в Чаплыгине тени нигде нельзя было найти! Что, думал я, глядя на умирающие деревья: чай, стыдно и горько вам?.. Вспомнился мне Кольцов:

Где ж девалася
Речь высокая,
Сила гордая,
Доблесть царская?
Где ж теперь твоя
Мочь зеленая?..

Как же это, Ардалион Михайлыч, - начал я, - отчего ж эти деревья на другой же год не срубили? Ведь за них теперь против прежнего десятой доли не дадут.

Он только плечами пожал.

Спросили бы тетушку, - а купцы приходили, деньги приносили, приставали.

Mein Gott! Mein Gott! - восклицал на каждом шагу фон-дер-Кок. - Што са шалость! што са шалость!

Какая шалость? - с улыбкой заметил мой сосед.

То ист как шалко, я спасать хотеллл. (Известно, что все немцы, одолевшие наконец нашу букву «люди», удивительно на нее напирают.)

Особенно возбуждали его сожаление лежавшие на земле дубы - и действительно: иной бы мельник дорого за них заплатил. Зато десятский Архип сохранял спокойствие невозмутимое и не горевал нисколько; напротив, он даже не без удовольствия через них перескакивал и кнутиком по ним постегивал.

Мы пробирались на место рубки, как вдруг, вслед за шумом упавшего дерева, раздался крик и говор, и через несколько мгновений нам навстречу из чащи выскочил молодой мужик, бледный и растрепанный.

Что такое? куда ты бежишь? - спросил его Ардалион Михайлыч.

Он тотчас остановился.

Ах батюшка, Ардалион Михайлыч, беда! Что такое?

Максима, батюшка, деревом пришибло.

Каким это образом?.. Подрядчика Максима?

Подрядчика, батюшка. Стали мы ясень рубить, а он стоит да смотрит… Стоял, стоял, да и пойди за водой к колодцу: слышь, пить захотелось. Как вдруг ясень затрещит да прямо на него. Мы кричим ему: беги, беги, беги… Ему бы в сторону броситься, а он возьми да прямо и побеги… заробел, знать. Ясень-то его верхними сучьями и накрыл. И отчего так скоро повалился, - Господь его знает… Разве сердцевина гнила была.

Ну, и убило Максима?

Убило, батюшка.

До смерти?

Нет, батюшка, еще жив, - да что: ноги и руки ему перешибло. Я вот за Селиверстычем бежал, за лекарем.

Ардалион Михайлыч приказал десятскому скакать в деревню за Селиверстычем, а сам крупной рысью поехал вперед на осечки… Я за ним.

Мы нашли бедного Максима на земле. Человек десять мужиков стояло около него. Мы слезли с лошадей. Он почти не стонал, изредка раскрывал и расширял глаза, словно с удивлением глядел кругом и покусывал посиневшие губы… Подбородок у него дрожал, волосы прилипли ко лбу, грудь поднималась неровно: он умирал. Легкая тень молодой липы тихо скользила по его лицу.

Мы нагнулись к нему. Он узнал Ардалиона Михайлыча.

Батюшка, - заговорил он едва внятно, - за попом… послать… прикажите… Господь… меня наказал… ноги, руки, все перебито… сегодня… воскресенье… а я… а я… вот… ребят-то не распустил.

Он помолчал. Дыханье ему спирало.

Да деньги мои… жене… жене дайте… за вычетом… вот Онисим знает… кому я… что должен…

Мы за лекарем послали, Максим, - заговорил мой сосед, - может быть, ты еще и не умрешь.

Он раскрыл было глаза и с усилием поднял брови и веки.

Нет, умру. Вот… вот подступает, вот она, вот… Простите мне, ребята, коли в чем…

Бог тебя простит, Максим Андреич, - глухо заговорили мужики в один голос и шапки сняли, - прости ты нас.

Он вдруг отчаянно потряс головой, тоскливо выпятил грудь и опустился опять.

Нельзя же ему, однако, тут умирать, - воскликнул Ардалион Михайлыч, - ребята, давайте-ка вон с телеги рогожку, снесемте его в больницу.

Человека два бросились к телеге.

Я у Ефима… сычовского… - залепетал умирающий, - лошадь вчера купил… задаток дал… так лошадь-то моя… жене ее… тоже…

Стали его класть на рогожу… Он затрепетал весь, как застреленная птица, выпрямился.

Умер, - пробормотали мужики.

Мы молча сели на лошадей и отъехали.

Смерть бедного Максима заставила меня призадуматься. Удивительно умирает русский мужик! Состоянье его перед кончиной нельзя назвать ни равнодушием, ни тупостью; он умирает, словно обряд совершает: холодно и просто.

Несколько лет тому назад у другого моего соседа в деревне мужик в овине обгорел. (Он так бы и остался в овине, да заезжий мещанин его полуживого вытащил: окунулся в кадку с водой, да с разбега и вышиб дверь под пылавшим навесом.) Я зашел к нему в избу. Темно в избе, душно, дымно. Спрашиваю: где больной? «А вон, батюшка, на лежанке», - отвечает мне нараспев подгорюнившаяся баба. Подхожу - лежит мужик, тулупом покрылся, дышит тяжко. «Что, как ты себя чувствуешь?» Завозился больной на печи, подняться хочет, а весь в ранах, при смерти. «Лежи, лежи, лежи… Ну, что? как?» - «Вестимо, плохо», - говорит. «Больно тебе?» Молчит. «Не нужно ли чего?» Молчит. «Не прислать ли тебе чаю, что ли?» - «Не надо». Я отошел от него, присел на лавку. Сижу четверть часа, сижу полчаса - гробовое молчание в избе. В углу, за столом под образами, прячется девочка лет пяти, хлеб ест. Мать изредка грозится на нее. В сенях ходят, стучат, разговаривают: братнина жена капусту рубит. «А, Аксинья!» - проговорил наконец больной. «Чего?» - «Квасу дай». Подала ему Аксинья квасу. Опять молчанье. Спрашиваю шепотом: «Причастили его?» - «Причастили». Ну, стало быть, и все в порядке: ждет смерти, да и только. Я не вытерпел и вышел…

Рассказчик с молодым соседом Ардалионом Михайлычем, недавно вступившим во владение имением, доставшимся от тётки, поехал охотиться в «мелоча» (молодые рощи). Сосед взял с собой десятского Архипа, толстого невысокого мужика, и недавно нанятого управителя, молодого человека лет девятнадцати.

Охотники не нашли ни одного выводка и отправились в лес. Этот лес рассказчик помнил с детства, потому что гулял там с гувернёром-французом. Лес, состоящий из 200-300 дубов и ясеней, поражал воображение ребёнка зеленью, тишиной, запахом, свежестью, но он вымерз бесснежной зимой 40-го года. Мёртвые деревья Ардалион Михалыч велел срубить только сейчас, когда они вдесятеро потеряли в цене, потому что тётушка их не продавала. Близко от места рубки помещики встретили мужика, который бежал за лекарем, потому что подрядчику Максиму неудачно упавший ясень верхними сучьями переломал руки и ноги.

Когда помещики нашли Максима, он умирал, смотрел широко раскрытыми глазами, как будто с удивлением. Максим сказал, что это Бог наказал его за то, что он заставил мужиков работать в воскресенье, велел деньги и купленную вчера лошадь отдать жене, раздать долги. Максим умер в тот момент, когда его попытались отвезти в больницу.

Рассказчик задумался о том, как удивительно умирает русский мужик. Он вспоминает, как у другого его соседа обгорел в деревне мужик, которого из овина вытащил заезжий мещанин. Мужик лежал при смерти, весь в ранах. Он ничего не просил, кроме квасу, причастился и ждал смерти. В избе стояла гробовая тишина, тягостно было там находиться, а вот в сенях шумели как ни в чём не бывало.

Рассказчик вспоминает, как однажды зашёл в селе Красногорье в больницу, устроенную помещицей из господского флигеля. Приятель рассказчика, тоже страстный охотник, фельдшер Капитон, на свои деньги купил шесть кроватей. Сумасшедший резчик Павел и сухорукая кухарка готовили травы и укрощали горячечных больных.

Во время визита рассказчика во двор въехала телега лыбовшинского мельника Василия Дмитрича, который дней десять тому надорвался, снимая с телеги жернова. Фельдшер определил у него грыжу и воспаление, не ручался за успех лечения и велел мельнику остаться в больнице. Но мельник решил, что «умирать так дома умирать», уехал домой «распорядиться», по дороге раскланиваясь со встречными, а через 4 дня умер.

Рассказчик снова повторяет, что русские люди умирают удивительно. Он вспоминает своего студенческого товарища Авенира Сорокоумова, больного чахоткой, который не окончил университета, не отличался умом, памятью, прилежанием, жил он у помещика Гура Крупяникова, учил его детей, Зёзю и Фофу. У Сорокоумова была кроткая улыбка и восторженный взгляд, младенческая чистая душа, слабый ласковый голос.

Авениру нелегко жилось в деревне, крестьяне относились к нему грубо, помещики – с пренебрежением. Он был одинок, несвободен и тяжело болен.

Рассказчик приехал к Авениру, когда тот уже почти не мог ходить. Авенир декламировал Кольцова, вспоминал студенческое время. Он знал, что умирает, но не сокрушался. Ему было «всё равно, где умереть».

Через десять дней после отъезда рассказчик получил письмо от Крупяникова, в котором помещик извещал, что четвёртого дня Сорокоумов скончался в совершенной памяти и «не изъявляя никаких знаков сожаления».

Последний пример удивительной смерти – кончина старушки помещицы, которая во время отходной молитвы стала умирать, но отказалась целовать крест раньше времени. Старушка подготовила под подушкой целковый, которым хотела заплатить за отходную молитву священнику.

  • «Смерть», анализ рассказа Тургенева
  • «Отцы и дети», краткое содержание по главам романа Тургенева
  • «Отцы и дети», анализ романа Ивана Сергеевича Тургенева
  • «Бежин луг», анализ рассказа Ивана Сергеевича Тургенева

Бежин луг

Прекрасным июльским днем, одним из тех дней, когда погода установилась надолго, рассказчик охотился на тетеревов в Чернском уезде Тульской губернии. Он настрелял довольно много дичи, и когда стало темнеть, решил вернуться домой, но заблу-дился. Достаточно долго плутал охотник, между тем ночь при-ближалась. Он даже попытался спросить свою охотничью собаку Дианку, куда же он забрел и где находится. «Умнейшая из чет-вероногих тварей» молчала и только виляла хвостом. Продолжая плутать, охотник очутился над страшной бездной. Холм, на ко-тором он находился, спускался отвесным обрывом. На равнине возле реки горели и светились два огонька, около них сновали люди.

Рассказчик узнал, куда зашел. Это. место было известно под названием Бежина луга. Охотник спустился вниз и собирался по-просить людей о ночлеге возле костра. Его встретили собаки злоб-ным лаем. Около огней раздались детские голоса, и охотник из-далека ответил ребятишкам. Они отогнали собак, которых особен-но поразило появление Дианки, и мужчина подошел к костру.

Это были ребятишки, которые стерегли табун на ночном паст-бище. В жаркую летнюю пору лошадей выгоняют на пастбище но-чью: днем мухи и оводы просто не дадут им покоя.

Охотник сказал мальчикам, что заблудился, и подсел к кост-ру. Мальчиков, сидевших у костра, было пятеро: Федя, Павлу-ша, Ильюша, Костя и Ваня.

Федя был старше всех. Ему было лет четырнадцать. Это был стройный мальчик Со светлыми глазами и постоянной веселой полуулыбкой. Он принадлежал, по всем приметам, к богатой се-мье, и в поле выехал для забавы. Павлуша был неказистый на вид. Но говорил он умно и прямо, и в голосе его звучала сила. Лицо Ильюши выражало тупую, болезненную заботливость. Он словно все щурился от огня. Ему и Павлуше было лет двенадцать. Четвертый, Костя, мальчик лет десяти, возбуждал любопытство сво-им задумчивым и печальным взором. Ване было всего лет семь, он дремал на рогожке.

Ребятишки разговаривали о том, о сем, но вдруг Федя обра-тился к Ильюше и спросил его, словно продолжая прерванный рассказ, видел ли Ильюша домового. Ильюша ответил, что не видел, поскольку его видеть нельзя, а слышал в старой рольне, на фабрике. Под домовым ночью трещали доски, неожиданно могло застучать колесо, шевелились котлы и приспособления, на кото-рых делали бумагу. Потом домовой будто к двери пошел и вдруг закашлялся и поперхнулся. Ребятишки, ночевавшие тогда на фаб-рике, свалились от страха и друг под дружку полезли.

А Костя рассказал другую историю — о слободском плотнике Гавриле, который все время невеселый, потому что в лесу видел русалку. Русалка все время хохотала и звала парня к себе. Но господь его надоумил, и Гаврила осенил себя крестом. Русалка расплакалась и пропала, посетовав, что не надо было человеку креститься. Она теперь все время плакать, мол, будет, но и ему она пожелала убиваться до конца дней. После этих слов нечистая сила пропала, Гавриле стало ясно, как из лесу выйти. Но с тех пор он и ходит невеселый.

Следующая история была Ильюшина. Это был рассказ о том, как псарь Ермил подобрал на могиле утопленника белого бараш-ка, который ночью оскалил зубы и заговорил с Ермилом челове-ческим голосом.

Федя продолжил разговор историей про покойного барина Ивана Иваныча, который все ходит по земле в кафтане долгопо-лом и что-то ищет. Дедушке Трофимычу, спросившему у покой-ника, что тот ищет, Иван Иваныч ответил, что ищет разрыв- траву. Давит его могила, и хочется вон.

Ильюша подхватил беседу и поведал о том, что покойника можно увидеть в родительскую субботу, если сесть в церкви на паперти. Но можно увидеть и живого, кому в этом году очередь помирать. Бабка Ульяна видела Ивашку Федосеева, мальчика, погибшего весной, а потом себя самое. А в ней с этого дня душа еле держится, хоть и жива она еще. Ильюша рассказал и о Триш-ке, необыкновенном человеке, предания о котором уж очень были похожи на предания об антихристе. Разговор перешел на водяно-го, а с него и на Акулину-дурочку, которая рехнулась с тех пор, как пыталась в реке утопиться.

В этой же реке утонул и мальчик Вася. Мать его сгребала сено, пока сын играл на берегу. Мальчик внезапно пропал, только ша-почка по воде поплыла. Мать его с тех пор не в своем уме.

Пришел Павел с полным котелком воды в руках и сказал, что дело неладно, его звал домовой. Федя при этом известии приба-вил, что Павла звал утопший Васятка.

Охотнику постепенно сон сморил глаза, и проснулся он толь-ко на рассвете. Все мальчики спали около костра. Один Павел проснулся и пристально поглядел на ночного гостя, который кив-нул ему головой и пошел вдоль реки.

К сожалению, Павла в этом же году не стало: он упал с лоша-ди и убился.

Хорь и Калиныч

Рассказчик знакомится с помещиком Полутыкиным, страст-ным охотником, который приглашает его к себе в имение. Ноче-вать они заходят к крестьянину Хорю. Хорь имел крепкое хозяй-ство и обладал практическим складом ума. Он был крепостным Полутыкина, хотя у него была возможность откупиться от своего барина. Но Хорю это было невыгодно, поэтому он отказался от подобных мыслей.

Манеры у Хоря неторопливые, он не приступает к делу, не обдумав и не рассчитав все наперед, не мыслит абстрактно, его не посещают мечты.

Его приятель Калиныч является полной противоположностью. У него когда-то была жена, которую он очень боялся, но это было давно. Сейчас он живет один и часто сопровождает Полутыкина на охоте. Это занятие стало смыслом его жизни, так как дает ему возможность общаться с природой.

Хорь и Калиныч — друзья, несмотря на то, что они по-разно-му смотрят на жизнь. Калиныч, как человек восторженный, меч-тательный, не совсем разбирающийся в людях, благоговел перед барином. Хорь же насквозь видел Полутыкина, поэтому несколь-ко иронически относился к нему.

Хорь любил Калиныча и оказывал ему покровительство, пото-му что чувствовал, что он мудрее. И Калиныч, в свою очередь, любил и уважал Хоря.

Хорь умел скрывать свои мысли, хитрить, говорил мало. Ка-линыч объяснялся с жаром, восторженно. Калиныч был знаком с тайнами природы, мог останавливать кровь, заговаривать испуг. Всеми этими умениями не обладал практичный Хорь, который «стоял ближе к обществу, к людям», в то время как Калиныч, — к природе.

Ермолай и мельничиха

Рассказчик повествует о том, как однажды они с охотником Ермолаем отправились на «тягу» — вечернюю охоту на вальд-шнепов.

Затем он знакомит читателей с Ермолаем. «Ермолай был чело-век престранного рода: беззаботен, как птица, довольно говор-лив, рассеян и неловок с виду». При этом «никто не мог сравнить-ся с ним в искусстве ловить весной, в полую воду, рыбу, доста-вать руками раков, отыскивать по чутью дичь, подманивать пе-репелов, вынашивать ястребов, добывать соловьев…»

Простояв на тяге около часу, убив две пары вальдшнепов, рассказчик с Ермолаем решили переночевать на ближайшей мельнице, но их не пустили, а разрешили переночевать под открытым навесом. Жена мельника Арина принесла им еды для ужина. Оказалось, что рассказчик знает ее бывшего барина господина Зверкова, у жены которого Арина служила горнич-ной. Однажды она попросила у барина разрешения выйти за-муж за лакея Петрушку. Зверков и его жена сочли себя оскор-бленными этой просьбой: девушку сослали в деревню, а лакея отдали в солдаты. Позже Арина вышла замуж за мельника, который выкупил её.

Малиновая вода

Действие происходит в самую жару в начале августа, когда рассказчик отправился на охоту и пошел в направлении ключа, известного под названием Малиновой воды.

У реки он встречает двух стариков, ловящих рыбу, — шумихинского Степушку и Михайло Савельева по прозвищу Туман. Далее следует рассказ об их жизненных историях.

Уездный лекарь

Однажды осенью, возвращаясь с отъезжего поля, рассказчик простудился и заболел. Произошло это в уездном городе, в гости-нице. Позвали доктора. Уездный лекарь, Трифон Иванович, вы-писал лекарство и начал рассказывать о том, как однажды, во время игры в преферанс у местного судьи, был вызван в дом од-ной обедневшей вдовы. Это была помещица, жившая в двадцати верстах от города. В записке от нее говорилось, что дочь ее уми-рает, и она просит доктора поскорее приехать.

Приехав, лекарь принялся оказывать медицинскую помощь ее дочери, Александре Андреевне, больной горячкой. Трифон Ива-нович остался у них на несколько дней ухаживать за пациенткой, чувствуя «сильное к ней расположение». Несмотря на все его ста-рания девушка не поправлялась. Однажды ночью, чувствуя, что скоро умрет, она призналась доктору в любви. Через три дня Алек-сандра Андреевна скончалась.

А лекарь после — вступил в законный брак, взяв в жены ку-печескую дочь Акулину, злую, но с семью тысячами приданого.

Однодворец Овсяников

Здесь рассказчик знакомит читателей с однодворцем Овсяниковым. Это был человек полный, высокий, лет семидесяти, с ли-цом, напоминающим несколько лицо Крылова, с ясным и умным взором, с важной осанкой, мерной речью и медлительной поход-кой. Все соседи его чрезвычайно уважали и почитали за честь знаться с ним. Жил Овсяников один со своей женой в уютном, опрятном домике. Держал небольшую прислугу, одевал людей своих по-русски и называл работниками. «Он почитал за грех продавать хлеб — Божий дар, и в 40-м году, во время всеобщего голода и страшной дороговизны, раздал окрестным помещикам и мужи-кам весь свой запас; они ему на следующий год с благодарностью взнесли свой долг натурой». Из книг Овсяников читал только ду-ховные. К нему часто приходили соседи за советом и помощью, с просьбой рассудить, помирить их.

Одним из соседей Овсяникова был Франц Иванович Лежень. В 1812 году он отправился в Россию с наполеоновской армией ба-рабанщиком. При отступлении Лежень попался в руки к смоленс-ким мужикам, которые хотели его утопить. Проезжавший мимо помещик пожалел француза. Он спросил, играет ли тот на форте-пиано, и привез домой в качестве учителя для Своих дочерей. Через две недели Лежень переехал от этого помещика к друго-му, человеку богатому и образованному, который полюбил фран-цуза за добрый и веселый нрав и женил на своей воспитаннице. Лежень поступил на службу, стал дворянином, а под конец — русским помещиком. Он переселился жить в Орел и завел дружбу с Овсяниковым.

Льгов

Повествователь с Ермолаем отправляется стрелять уток в Льгов — большое степное село. Оказавшись у берега реки, они находят лодку рыболова Кузьмы, по прозвищу Сучок. Кем толь-ко не был он в своей жизни: казачком, кучером, поваром, кофишенком, актером, форейтером, садовником, доезжачим, а сейчас он является господским рыболовом, который вот уже семь лет приставлен ловить рыбу в пруду, где рыба не водится. У него было несколько имен и прозвищ в течение жизни.

Касьян с Красивой Мечи

Рассказчик возвращается с охоты душным летним днем. У ко-леса их телеги ломается ось, и кучер Ерофей винит в этом встре-ченную по дороге похоронную процессию. Считается, что встре-тить покойника — плохая примета. Рассказчик узнает, что хоро-нят Мартына-плотника, умершего от горячки. Кучер тем време-нем предлагает ехать на Юдины выселки, чтобы раздобыть там новую ось для колеса. На выселках рассказчик встречает Касья-на — карлика лет пятидесяти с маленьким, смуглым и смор-щенным лицом, острым носиком, карими, едва заметными глаз-ками и курчавыми, густыми черными волосами. Все тело его было чрезвычайно тщедушно и худо, а взгляд был странен и необыкновенен.

Касьян говорит, что новую ось можно раздобыть у купечес-ких приказчиков в дубовой роще, которую вырубают на продажу, и соглашается сопровождать туда охотника. Тот решает поохотиться в роще. Касьян просит взять его с собой. После долгих блужданий рассказчику удается подстрелить лишь коростеля.

«- Барин, а барин! — промолвил вдруг Касьян своим звуч-ным голосом.

Я с удивлением приподнялся; до сих пор он едва отвечал на мои вопросы, а то вдруг сам заговорил.

Что тебе? — спросил я.

Ну, для чего ты пташку убил? — начал он, глядя мне прямо в лицо.

Как для чего? Коростель — это дичь: его есть можно.

Не для того ты убил его, барин: станешь ты его есть! Ты его для потехи своей убил».

Касьян утверждает, что всякую лесную тварь грешно уби-вать, а человеку пища положена другая — хлеб и «тварь ручная от древних отцов». Он говорит, что «против смерти ни человеку, ни твари не слукавить. Смерть и не бежит, да и от нее не убе-жишь; да помогать ей не должно…»

Рассказчик узнает, что Касьян хорошо знает лечебные тра-вы, в свое время ходил «и в Симбирск — славный град, и в самую Москву — золотые маковки; ходил на Оку-кормилицу, и на Волгу-матушку». «И не один я, грешный… много других хрестьян в лаптях ходят, по миру бродят, правды ищут… да!.. А то что дома-то, а? Справедливости в человеке нет, — вот оно что…»

Кучер Ерофей считает Касьяна юродивым и глупым челове-ком, однако признает, что Касьян вылечил его от золотухи. «Бог его знает: то молчит как пень, то вдруг заговорит, — а что заго-ворит, Бог его знает. Разве это манер? Это не манер. Несообраз-ный человек, как есть».

Бурмистр

Вертах в пятнадцати от имения повествователя живет моло-дой помещик — гвардейский офицер в отставке Аркадий Пав-лович Пеночкин. Дом его построен по плану французского ар-хитектора, люди одеты по-английски, хозяйством занимается с большим успехом. Пеночкин выписывает французские книги, но практически не читает их. Считается одним из самых образо-ваннейших дворян и завидных женихов губернии. Зимой ездит в Петербург. Повествователь неохотно его посещает, но однаж-ды ему приходится провести ночь в имении Пеночкина. Утром был завтрак на английский манер. Далее они едут вместе в де-ревню Шипиловку, где останавливаются в избе местного бур-мистра Софрона Яковлевича. Тот на все расспросы Пеночкина о делах в хозяйстве отвечал, что все идет очень хорошо благо-даря распоряжениям барина. На другой день Пеночкин вместе с повествователем и бурмистром Софроном отправились осматри-вать поместье, где царил необычайный порядок. Затем поехали охотиться в лес, а вернувшись, пошли смотреть веялку, недав-но выписанную из Москвы.

Выходя из сарая, они увидели двух мужиков, старого и моло-дого, стоявших на коленях. Они жаловались на то, что совсем замучены бурмистром, который двух сыновей старика забрал в рекруты, а теперь и третьего отнимает. Увел последнюю корову со двора и избил его жену. Утверждали, что бурмистр не их одних разоряет. Но Пеночкин не стал их слушать.

Через два часа повествователь был уже в селе Рябове, где разговорился со знакомым мужиком Анпадистом о Шипиловских крестьянах. Тот объяснил, что Шипиловка только числится за барином, а владеет ею Софрон как своим добром: крестьяне ему кругом должны, работают на него, как батраки, а бурмистр про-мышляет землей, лошадьми, скотом, дегтем, маслом, пенькой, поэтому богат очень, но крестьян бьет. Мужики не жалуются ба-рину, потому что Пеночкину все равно: главное, что недоимок нет. А на Антипа Софрон взъелся из-за того, что тот повздорил с ним на сходке, поэтому теперь и мстит ему.

Контора

Действие происходит осенью. Охотник бродил с ружьем по полям и вдруг увидел низкий шалаш, в котором сидел старик сторож, указавший ему дорогу. Так повествователь оказался в имении Лосняковой Елены Николаевны, в главной господской кон-торе, где распоряжается конторщик Николай Еремеев. Рассказ-чик, находясь в соседней комнате и притворяясь спящим, узнает о нем и о жизни в имении много нового.

Бирюк

Охотник возвращался домой один, на беговых дрожках. Надви-галась гроза, и внезапно ручьями полил дождь. Вдруг в темноте, при блеске молнии, около дрожек выросла высокая фигура. Че-ловек строгим голосом потребовал назвать себя и, услышав ответ, успокоился. Сам он оказался здешним лесником и предложил охот-нику переждать дождь у него в избе. Лесник взял лошадь под уздцы, и вскоре глазам охотника предстала небольшая избушка на широком дворе. На пороге их встретила девочка лет двенадца-ти, в рубашонке, подпоясанной покромкой, и с фонарем в руке. Лесник отправился поставить дрожки под навес, а барин вошел в избу. Ужасающая бедность предстала перед ним. В люльке ле-жал ребенок, который тяжело и часто дышал. Девочка его ука-чивала, левой рукой поправляя лучину. Вошел лесник. Барин по-благодарил лесника и спросил его имя. Тот ответил, что его зовут Фома, по прозвищу Бирюк.

Охотник с удвоенным любопытством поглядел на лесника.

О честности, неподкупности и силе Бирюка ходили легенды.

Барин поинтересовался, где хозяйка. Лесник сначала ответил, что умерла, а потом поправился, сказав, что убежала с проез-жим мещанином, бросив и едва родившегося ребенка.

Бирюк предложил барину хлеба, но тот сказал, что не голо-ден. Лесник вышел на двор и вернулся с известием, что гроза проходит, и предложил гостю проводить его из лесу. Сам же взял ружье, объяснив это тем, что у Кобыльего Верху дерево рубят, шалят — он слышал со двора.

На место порубки барин с лесником не успели. Охотник бро-сился к тому месту, откуда доносился шум борьбы, и увидел лес-ника, скрутившего вору руки кушаком за спиной. Вор оказался мужиком в лохмотьях, с длинной бородой. Барин мысленно дал слово: во что бы то ни стало освободить беднягу. Мужика усади-ли на лавку, и в доме установилась мертвая тишина.

Вдруг пленник заговорил и попросил Фому Кузьмича, т. е. Би-рюка, освободить его. Фома был непреклонен, и после долгих пре-пирательств у мужика вырвались угрозы в адрес лесника. Бирюк встал, в порыве гнева подошел к мужику. Тот испугался, что его будут бить, да и барин вступился за пленника. Бирюк велел бари-ну отстать, сдернул кушак с локтей мужика, нахлобучил ему шапку на глаза, схватил за шиворот и вытолкнул вон из избы.

Барин похвалил Бирюка, мол, он словный малый. Лесник от него отмахнулся и просил только никому ничего не сказывать.

Потом проводил барина и простился с ним на опушке леса.

Лебедянь

Повествователь рассказывает о том, как лет пять назад он по-пал в Лебедянь в самый развал ярмарки. После обеда он отправ-ляется в кофейную, где играли на бильярде.

На другой день он отправился выбирать себе лошадь, долго смотрел, наконец купил. Но она оказалась запаленной и хромой, а продавец отказался взять ее обратно.

Певцы

Действие происходит в небольшом селе Колотовка. Здесь рас-сказывается о состязании двух певцов из народа — Якова Турка и рядчика из Жиздры. Рядчик пел «высочайшим фальцетом», го-лос у него был «довольно приятный и сладкий, хотя несколько сиплый; он играл и вилял этим голосом, как юлою, <…> умолкал и потом вдруг подхватывал прежний напев с какой-то залихват-ской, заносистой удалью. Его переходы были иногда довольно сме-лы, иногда довольно забавны: знатоку они бы много доставили удовольствия».

Яков «пел, совершенно позабыв и своего соперника, и всех нас, но, видимо, поднимаемый, как бодрый пловец волнами, на-шим молчаливым, страстным участьем. Он пел, и от каждого зву-ка его голоса веяло чем-то родным и необозримо широким, слов-но знакомая степь раскрывалась <…>, уходя в бесконечную даль».

«Не одна во поле дороженька пролегала», — пел Яков, и всем присутствующим становилось жутко. В его голосе была и непод-дельная глубокая страсть, и молодость, и сила, и сладость, и какая-то увлекательно-беспечная, грустная скорбь. «Русская, правдивая, горячая душа звучала и дышала в нем и так и хватала вас за сердце, хватала прямо за его русские струны». Материал с сайта

Отдохнув на сеновале и покидая деревню, охотник решил за-глянуть в окно Притынного кабачка, где несколько часов назад был свидетелем дивного пения. Его глазам представилась «неве-селая» и «пестрая» картина: «Все было пьяно — все, начиная с Якова. С обнаженной грудью сидел на лавке и, напевая осиплым голосом какую-то плясовую, уличную песню, лениво перебирал струны гитары…»

Отойдя от окна, из которого доносились нестройные звуки ка-бацкого «веселья», охотник быстро зашагал прочь от Колотовки.

Петр Петрович Каратаев

Действие происходило осенью, на дороге из Москры в Тулу, когда рассказчик просидел почти целый день из-за недостатка лошадей в почтовом доме, где он познакомился с мелкопомест-ным дворянином Петром Петровичем Каратаевым. Каратаев рас-сказывает повествователю свою историю. Он почти разорен — из-за неурожаев и собственного неумения управлять хозяй-ством, а теперь едет в Москву служить. Затем он вспоминает, как полюбил когда-то красивую крепостную девушку Матре-ну, решил выкупить ее у госпожи. Его приняла родственница барыни и велела ему заехать через два дня. Приехав в указан-ный срок, Петр Петрович узнал, что Матрену отправляют в степную деревню, так как барыня не хочет продавать девуш-ку. Тогда Каратаев отправился в ту деревню, куда сослали Мат-рену, и увез ее к себе тайком, ночью. Так они прожили пять месяцев в радости и согласии.

Но однажды, катаясь на санях, они поехали в деревню Матре-ниной барыни, где их увидели и узнали. Барыня подала на Кара-таева жалобу, что беглая ее девка проживает у него. Приехал исправник, но на этот раз Петр Петрович сумел откупиться. Од-нако его не оставили в покое. Он влез в долги, прятал Матрену, но та, пожалев Каратаева, пошла и сама себя выдала.

Через год после этой встречи повествователь приехал в Моск-ву, зашел там в кофейню, где увидел выходящего из бильярдной

Петра Петровича. Тот рассказал, что нигде не служит, деревню его продали с аукциона, а он намерен до конца своей жизни оста-ваться в Москве.

Свидание

Нежно любящая Акулина приходит в рощу на свидание с из-балованным барским камердинером и узнает, что он уезжает со своим господином в Петербург, возможно, покидая ее навсегда. Виктор уходит без тени расстройства или раскаяния, а бедная обманутая девушка предается безутешным рыданиям.

Природа здесь является тонким лирическим комментарием к тягостному, безысходному состоянию девушки: «… сквозь неве-селую, хотя свежую улыбку увядающей природы, казалось, про-крадывался унылый страх недалекой зимы. Высоко надо мной, тяжело и, резко рассекая воздух крылами, пролетел осторож-ный ворон, повернул голову, посмотрел на меня сбоку, взмыл и, отрывисто каркая, скрылся за лесом…»

Живые мощи

Рассказчик вместе с Ермолаем отправляется за тетеревами в Белевский уезд. Дождь не переставал с самого утра. Тогда Ермо-лай предложил поехать переночевать в Алексеевку — хуторок, который принадлежал матери повествователя, о существовании которого он раньше и не подозревал.

На следующий день он пошел побродить по одичалому саду. Дойдя до пасеки, увидел плетеный сарайчик, где лежала ма-ленькая фигура, похожая на мумию. Ею оказалась Лукерья, в прошлом красавица. Она рассказала свою историю, как семь лет назад упала с крыльца и начала болеть. Тело ее иссохло, и она потеряла способность двигаться. Господа сначала пытались ее ле-чить, а потом отправили в деревню к родственникам. Здесь Луке-рью прозвали «Живые мощи». О своей теперешней жизни она го-ворит, что всем довольна: Бог послал крест — значит, любит ее. Рассказывает, что видит сны: Христа; родителей, которые кла-няются ей и говорят, что она страданиями своими искупает их грехи; смерть, которую Лукерья упрашивает забрать ее с собой. На предложение рассказчика отвезти ее в больницу отвечает от-казом — лечебные процедуры ей не помогают, причиняя только лишние страдания. Она просит барина сказать своей матушке, чтобы та сбавила оброк здешним крестьянам — земли у них бед-ные, урожаи плохие.

Через несколько недель после их встречи Лукерья умерла.

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском

На этой странице материал по темам:

  • тургенев краткое содержание записки охотника
  • софрон яковлевич характеристика записки охотника
  • краткие содержания записки охотника
  • краткое содержание тургенев малиновая вода
  • тургенев краткое содержание лебедянь

Замечателен рассказ «Смерть», где автор изобразил, как умирает русский человек. Он встречает смерть спокойно и просто, без внутренней борьбы, тревог и колебаний, без отчаяния и страха. В этом сказывается здоровая цельность, простота и правдивость русской души. Умирает подрядчик Максим, пришибленный деревом. — Батюшка, заговорил он едва внятно (обращаясь к наклонившемуся к нему помещику): — за попом … послать … прикажите … Господь меня наказал … ноги, руки, все перебито. Он молчал. Дыханье ему спирало.

— Да деньги мои жене дайте … за вычетом … вот, Онисим знает … кому я … что должен. — Простите мне, ребята, коли в чем … – Бог тебя простит, Максим Андреич, глухо заговорили мужики: прости и ты нас.

Столько же самообладания, если не более, выказывает мельник, приехавший смертельно больной к фельдшеру полечиться. Когда он узнает безнадежность своего положения, он не хочет оставаться в больнице, а едет домой распорядиться и дела устроить. «Ну, прощайте, Капитон Тимофеич (говорит он фельдшеру, не слушаясь убеждений того

остаться): «не поминайте лихом, да сироток не забывайте, коли что». На четвертый день он умер». Так умирают простые русские люди, мужики. Но замечательно, что в рассказе «Смерть» автор рассказывает о подобном же спокойном отношении к кончине и людей барской и интеллигентной среды — старушки помещицы, недоучившегося студента Авенира Сорокоумова. Старушка хотела сама заплатить священнику за свою отходную и, приложившись к поданному им кресту, засунула было руку под подушку, чтобы достать приготовленный там целковый, да не успела «и испустила последний вздох». Бедняк учитель Сорокоумов, больной чахоткой и зная о близкой смерти, «не вздыхал, не сокрушался, даже ни разу не намекнул на свое положение» … Тургенев рассказывает, что когда он посетил его, то бедняк, «собравшись с силами, заговорил о Москве, о товарищах, о Пушкине, о театре, о русской литературе; вспоминал наши пирушки, жаркие прения нашего кружка, с сожалением произнес имена двух-трех умерших приятелей».

Он даже шутил перед смертью, даже высказал довольство своей судьбой, забыв, по сердечной доброте, как неприглядна была его жизнь в доме тяжелого шутника помещика Гура Крупянникова, детей которого Фору и Зезу учил он русской грамоте. — Все бы ничего (сказал он своему собеседнику после мучительного приступа кашля) … кабы трубочку выкурить позволили — прибавил он, лукаво подмигнув глазом. Слава Богу, пожил довольно; с хорошими людьми знался … » Одинаковое отношение к смерти и простого мужика и образованного человека свидетельствует, по указанию Тургенева, что в русском обществе живы народные начала, что нету нас на Руси страшной внутренней розни между простым народом и культурными его слоями, по крайней мере, тем из них, который стоит ближе к народу, живет в деревне, или сочувствует народному быту, народной нужде.