В чём смысл жизни человека ?
Психологи и психотерапевты обычно не задаются таким вопросом, о смысле жизни.
Но Виктор Франкл не просто такой вопрос задавал, но и, отвечая на него, давал советы многим, как на самом деле жить легче, осмысленнее и ближе к самому себе.

Общепринята фраза: «смысл жизни в самой жизни». Обычно с этим все соглашаются.
И это верно, жизнь сама распорядится, что для неё важно, что не очень.
Выдвигается и такой тезис: «Познать себя – главный смысл».
Трудно с этим не согласиться. Я в свою очередь в основном к этому и призываю.

Но…Мы живём во «внешней» жизни. Нам совершенно небезразличны наши проявления в этой жизни. Пока мы живы, мы будем «поверхностны», обращать внимание на окружающих нас людей, на происходящие события. На намёки и нюансы, домыслы и выдумки. Жизнь во всей её неприкрашенности и непосредственности, нам интересна!
Но наиболее интересно нам то, какое значение мы в этой жизни имеем.
Что для нас важно, что больше привлекает, что меньше, есть ли в этой жизни наше место?
И не просто такое, как и у многих, а именно наше, где наше содержание, наш смысл?
Делить жизнь на «внутреннюю» и «внешнюю» — большая условность.
Внутреннее без внешнего не существует, это диалектические категории. Разве бывает содержание без формы?
Можно ли стремиться к некой внутренней сути без того, чтобы зримо, оформлено и осознанно проявлять её в жизни?
Йоги отъединяются от жизни, нечто подобное и у тибетских монахов, дзэн-буддистов.
А нам куда? За какие стены прятаться, чтобы обрести единение с собой?
А, по-видимому, никуда. Нам в этой жизни жить! И помимо самого важного: близости к самому себе, единение с самим собой, просто необходимо иметь смысл «вовне», реализацию себя в этой жизни!

Виктор Франкл автор логотерапии и . Я уже об этом писал и не раз.
Грубо говоря, логотерапия – это терапия смысла жизни! Парадоксальная интенция – желайте того, чего вы боитесь, и страх пройдёт! «Если страх превращает пугающие мысли в реальность, то слишком сильное желание мешает получить желаемое». (Франкл)
Или ещё цитата: «Так что же такое человек? Это существо, которое всегда решает, кто он. Это существо, которое изобрело газовые камеры. Но это и существо, которое шло в эти камеры, гордо выпрямившись, с молитвой на устах».
А Франклу можно верить, он прошёл нацистские концлагеря. И там свой смысл жизни видел в том, чтобы помочь выжить другим. Выжить духом. Выжить, обретя смысл жить.

Если интересны афоризмы Франкла, то почитать можно .
«Живи так, как если бы жил во второй раз, и в первый раз уже поступил так неправильно, как собираешься поступить сейчас!»
Как понять эти слова В. Франкла?
Я понимаю так: необходимо перестать бояться ошибиться, ошибки неизбежны и полезны, во всяком случае, не так страшны, как нам кажется. Перестать бояться, начать жить, увидеть смысл в жизни!

Виктор Франкл знаменитая речь 1972 года.

А также скачать пять книг Франкла в формате RTF.

В чём смысл жизни? У каждого свой смысл. И очень интересно пишет об

этом В. Франкл.

Человек не должен спрашивать, в чём смысл его жизни, но, скорее должен осознать, что он сам и есть тот, к кому обращён этот вопрос.
Виктор Франкл

Вопросы, как в нашем «цивилизованном обществе» мог появиться фашизм и газовые камеры и в каких закоулках душ «обычных людей» таится такая не поддающаяся осмыслению жестокость, так и не нашли ответа. Как и вопрос, какие люди сумели выжить в концлагерях, и не просто выжить, а сохранить и развить лучшие душевные качества.

Еще до войны Франкл практически закончил разработку теории о стремлении к смыслу как главной движущей силы развития личности. В лагере смерти эта теория получила самое мощное подтверждение, которое только можно представить. Выживали и оставались людьми отнюдь не те, у кого были крепкое здоровье или мощное телосложение, а те, кто сумел найти смысл, ради которого стоило жить.

Очки убитых в Освенциме

«Что было делать? Мы должны были пробуждать волю к жизни, к продолжению существования, к тому, чтобы пережить заключение. Но в каждом случае мужество жить или усталость от жизни зависела исключительно от того, обладал ли человек верой в смысл жизни, в своей жизни. Девизом всей проводившейся в концлагере психотерапевтической работы могут служить слова Ницше: «Тот, кто знает, „зачем“ жить, преодолеет почти любое „как“».
Виктор Франкл

Большинство людей, прошедших через концлагерь, хотели только одного - забыть об этом навсегда. Франкл же с ошеломляющей честностью описал всё, что ему довелось пережить там. На страницах книги «Сказать жизни „Да!“. Психолог в концлагере» он анализирует состояние заключённых и своё собственное и излагает основы своего терапевтического метода.

Вопрос, на который отвечает эта книга - как найти смысл во всех проявлениях жизни, включая немыслимо страшные.

После трёх лет, проведенных в концлагерях, Франкл вернулся в Вену. В 1947 году женился на Элеоноре Катарине Швиндт. Вторая жена Франкла была католичкой. Такие браки в то время были редки.Супруги с уважением относились к религиозным традициям друг друга, вместе посещали церковь и синагогу, праздновали Рождество и Хануку. У них родилась дочь Габриэль, которая впоследствии стала детским психологом.

В 1955 году Франкл стал профессором неврологии и психиатрии Венского Университета. Он читал лекции в Гарварде, опубликовал 32 книги, переведённые на множество языков и стал обладателем 29 почетных докторских степеней.

Виктор Франкл ушел из жизни в 1998 году в возрасте 92 лет. Это событие осталось практически незамеченным мировой прессой, внимание которой было приковано к истории гибели принцессы Дианы, по совпадению произошедшей в те же дни. За несколько лет до этого он посетил Москву. Так описал его писатель и психотерапевт Владимир Леви:

«Легкий, сухой, изящный, упруго-подвижный, вневозрастный, с лучезарным лицом и летающими руками, он был похож на какую-то инопланетную птицу. Читал, вернее, почти пропевал свои лекции-импровизации на английском языке молодым голосом с такими ясными, мощными интонациями и такой выразительной мимикой и жестикуляцией, что его можно было понимать и без слов. Жить в земном теле ему оставалось еще только шесть лет. Но невозможно было даже и помыслить, что этот гений жизни может когда-нибудь умереть - он казался вечным. Таким же и оказался».

Свою всемирно известную книгу «Сказать жизни „ДА“. Психолог в концлагере» Виктор Франкл закончил ещё в 1945 году. Мы рекомендуем эту страшную, но в то же время невероятно светлую и оптимистичную книгу всем тем, кто задаётся вопросами смысла своего существования. Вот несколько цитат и неё.

О чём книга

…Это рассказ больше о переживаниях, чем о реальных событиях. Цель книги - раскрыть, показать пережитое миллионами людей. Это концентрационный лагерь, увиденный «изнутри», с позиции человека, лично испытавшего все, о чем здесь будет рассказано. О том, как мучительная лагерная повседневность отражалась на душевном состоянии обычного, среднего заключенного.

Крушение иллюзий, чёрный юмор и деградация

… рушились иллюзии, одна за другой. И тогда явилось нечто неожиданное: черный юмор. Мы ведь поняли, что нам уже нечего терять, кроме этого до смешного голого тела. Еще под душем мы стали обмениваться шутливыми (или претендующими на это) замечаниями, чтобы подбодрить друг друга и прежде всего себя. Кое-какое основание для этого было - ведь все-таки из кранов идет действительно вода!

Кроме черного юмора появилось еще другое чувство, что-то вроде любопытства. Лично мне такая реакция на чрезвычайные обстоятельства была уже знакома совсем из другой области. В горах, при обвале, отчаянно цепляясь и карабкаясь, я в какие-то секунды, даже доли секунды испытывал что-то вроде отстраненного любопытства: останусь ли жив? Получу травму черепа? Перелом каких-то костей? И в Аушвице у людей на короткое время возникало состояние некой объективизации, отстраненности, мгновения почти холодного любопытства, почти стороннего наблюдения, когда душа как бы отключается и этим пытается защититься, спастись. Нам становилось любопытно, что же будет происходить дальше. Как, например, мы, совершенно голые и мокрые, выйдем отсюда наружу, на холод поздней осени?

Безвыходность ситуации, ежедневная, ежечасная, ежеминутная угроза гибели - все это приводило почти каждого из нас, пусть даже мельком, ненадолго, к мысли о самоубийстве. Но я, исходя из моих мировоззренческих позиций, о которых еще будет сказано, в первый же вечер, прежде чем заснуть, дал себе слово «не бросаться на проволоку». Этим специфическим лагерным выражением обозначался здешний способ самоубийства - прикоснувшись к колючей проволоке, получить смертельный удар тока высокого напряжения.

Через несколько дней психологические реакции начинают меняться. Пережив первоначальный шок, заключенный понемногу погружается во вторую фазу - фазу относительной апатии, когда в его душе что-то отмирает.

Апатия, внутреннее отупение, безразличие - эти проявления второй фазы психологических реакций заключенного делали его менее чувствительным к ежедневным, ежечасным побоям. Именно этот род нечувствительности можно считать необходимейшей защитной броней, с помощью которой душа пыталась оградить себя от тяжелого урона.

Вполне понятно поэтому, что в состоянии такого психологического пресса и под давлением необходимости всецело концентрироваться на непосредственном выживании вся душевная жизнь сужалась до довольно примитивной ступени. Психоаналитически ориентированные коллеги из числа товарищей по несчастью часто говорили о «регрессии» человека в лагере, о его возвращении к более примитивным формам душевной жизни.

Об унижении

Причиняемая побоями телесная боль была для нас, заключенных, не самым главным (точно так же, как для подвергаемых наказанию детей). Душевная боль, возмущение против несправедливости - вот что, несмотря на апатию, мучило больше. В этом смысле даже удар, который приходится мимо, может быть болезненным. Однажды, например, мы в сильную метель работали на железнодорожных путях. Уже хотя бы ради того, чтобы не замерзнуть окончательно, я очень прилежно трамбовал колею щебенкой, но в какой-то момент остановился, чтобы высморкаться. К несчастью, именно в этот момент конвоир обернулся ко мне и, конечно, решил, что я отлыниваю от работы.

Самым болезненным для меня в этом эпизоде был не страх дисциплинарного взыскания, битья. Вопреки уже полнейшему, казалось бы, душевному отупению, меня крайне уязвило то, что конвоир не счел то жалкое существо, каким я был в его глазах, достойным даже бранного слова: как бы играя, он поднял с земли камень и бросил в меня. Я должен был понять: так привлекают внимание какого-нибудь животного, так домашней скотине напоминают о её обязанностях - равнодушно, не снисходя до наказания.

О внутренней опоре

Психологические наблюдения показали, что, помимо всего прочего, лагерная обстановка влияла на изменения характера лишь у того заключенного, кто опускался духовно и в чисто человеческом плане. А опускался тот, у кого уже не оставалось больше никакой внутренней опоры. Но зададим теперь вопрос: в чем могла и должна была заключаться такая опора?

Латинское слово «finis» имеет, как известно, два значения: конец и цель. Человек, который не в состоянии предвидеть конец этого его временного существования, тем самым не может и направить жизнь к какой-то цели. Он уже не может, как это вообще свойственно человеку в нормальных условиях, ориентироваться на будущее, что нарушает общую структуру его внутренней жизни в целом, лишает опоры. Сходные состояния описаны в других областях, например у безработных. Они тоже в известном смысле не могут твердо рассчитывать на будущее, ставить себе в этом будущем определенную цель. У безработных горняков психологические наблюдения выявили подобные деформации восприятия того особого времени, которое психологи называют «внутренним временем» или «переживанием времени».

Внутренняя жизнь заключенного, не имеющего опоры на «цель в будущем» и потому опустившегося, приобретала характер какого-то ретроспективного существования. Мы уже говорили в другой связи о тенденции возвращения к прошлому, о том, что такая погруженность в прошлое обесценивает настоящее со всеми его ужасами. Но обесценивание настоящего, окружающей действительности таит в себе и определенную опасность - человек перестает видеть хоть какие-то, пусть малейшие, возможности воздействия на эту действительность. А ведь отдельные героические примеры свидетельствуют, что даже в лагере такие возможности иногда бывали. Обесценивание реальности, сопутствующее «временному существованию» заключенных, лишало человека опоры, заставляя окончательно опуститься, пасть духом - потому что «все равно все впустую». Такие люди забывают, что самая тяжелая ситуация как раз и дает человеку возможность внутренне возвыситься над самим собой. Вместо того чтобы рассматривать внешние тяготы лагерной жизни как испытание своей духовной стойкости, они относились к своему настоящему бытию как к чему-то такому, от чего лучше всего отвернуться, и, замкнувшись, полностью погружались в свое прошлое. И жизнь их шла к упадку.

Конечно, немногие способны среди ужасов концлагеря достичь внутренних высот. Но такие люди были. Им удавалось при внешнем крушении и даже в самой смерти достичь такой вершины, которая была для них недостижима раньше, в их повседневном существовании.

Можно сказать, что большинство людей в лагере полагали, что все их возможности самоосуществления уже позади, а между тем они только открывались. Ибо от самого человека зависело, во что он превратит свою лагерную жизнь - в прозябание, как у тысяч, или в нравственную победу - как у немногих.

О надежде и любви

Первая жена Виктора Франкла Тилли Гроссер погибла в концлагере

Километр за километром мы с ним идем рядом, то утопая в снегу, то скользя по обледенелым буграм, поддерживая друг друга, слыша брань и понукания. Мы не говорим больше ни слова, но мы знаем: каждый из нас думает сейчас о своей жене. Время от времени я бросаю взгляд на небо: звезды уже бледнеют, и там, вдали, сквозь густые облака начинает пробиваться розовый свет утренней зари. А пред моим духовным взором стоит любимый человек. Моя фантазия сумела воплотить его так живо, так ярко, как это никогда не бывало в моей прежней, нормальной жизни. Я беседую с женой, я задаю вопросы, она отвечает. Я вижу её улыбку, её ободряющий взгляд, и - пусть этот взгляд бестелесен - он сияет мне ярче, чем восходящее в эти минуты солнце.

И вдруг меня пронзает мысль: ведь сейчас я впервые в жизни понял истинность того, что столь многие мыслители и мудрецы считали своим конечным выводом, что воспевали столь многие поэты: я понял, я принял истину - только любовь есть то конечное и высшее, что оправдывает наше здешнее существование, что может нас возвышать и укреплять!

Да, я постигаю смысл того итога, что достигнут человеческой мыслью, поэзией, верой: освобождение - через любовь, в любви! Я теперь знаю, что человек, у которого нет уже ничего на этом свете, может духовно - пусть на мгновение - обладать самым дорогим для себя - образом того, кого любит. В самой тяжелой из всех мыслимо тяжелых ситуаций, когда уже невозможно выразить себя ни в каком действии, когда единственным остается страдание, - в такой ситуации человек может осуществить себя через воссоздание и созерцание образа того, кого он любит. Впервые в жизни я смог понять, что подразумевают, когда говорят, что ангелы счастливы любовным созерцанием бесконечного Господа.

Промерзшая земля плохо поддается, из-под кирки летят твердые комья, вспыхивают искры. Мы еще не согрелись, все еще молчат. А мой дух снова витает вокруг любимой. Я еще говорю с ней, она еще отвечает мне. И вдруг меня пронзает мысль: а ведь я даже не знаю, жива ли она! Но я знаю теперь другое: чем меньше любовь сосредоточивается на телесном естестве человека, тем глубже она проникает в его духовную суть, тем менее существенным становится его «так-бытие» (как это называют философы), его «здесь-бытие», «здесь-со-мной-присутствие», его телесное существование вообще. Для того, чтобы вызвать сейчас духовный образ моей любимой, мне не надо знать, жива она или нет. Знай я в тот момент, что она умерла, я уверен, что все равно, вопреки этому знанию, вызывал бы ее духовный образ, и мой духовный диалог с ним был бы таким же интенсивным и так же заполнял всего меня. Ибо я чувствовал в тот момент истинность слов Песни Песней: «Положи меня, как печать, на сердце твое… ибо крепка, как смерть, любовь» (8: 6).

О красоте

Те, кто сохранил способность к внутренней жизни, не утрачивал и способности хоть изредка, хоть тогда, когда предоставлялась малейшая возможность, интенсивнейшим образом воспринимать красоту природы или искусства. И интенсивность этого переживания, пусть на какие-то мгновения, помогала отключаться от ужасов действительности, забывать о них. При переезде из Аушвица в баварский лагерь мы смотрели сквозь зарешеченные окна на вершины Зальцбургских гор, освещенные заходящим солнцем. Если бы кто-нибудь увидел в этот момент наши восхищенные лица, он никогда бы не поверил, что это - люди, жизнь которых практически кончена. И вопреки этому - или именно поэтому? - мы были пленены красотой природы, красотой, от которой годами были отторгнуты.

Об обесценивании личности

Человек, не способный последним взлетом чувства собственного достоинства противопоставить себя действительности, вообще теряет в концлагере ощущение себя как субъекта, не говоря уже об ощущении себя как духовного существа с чувством внутренней свободы и личной ценности. Он начинает воспринимать себя скорее как частичку какой-то большой массы, его бытие опускается на уровень стадного существования. Ведь людей, независимо от их собственных мыслей и желаний, гонят то туда, то сюда, поодиночке или всех вместе, как стадо овец. Справа и слева, спереди и сзади тебя погоняет небольшая, но имеющая власть, вооруженная шайка садистов, которые пинками, ударами сапога, ружейными прикладами заставляют тебя двигаться то вперед, то назад. Мы дошли до состояния стада овец, которые только и знают, что избегать нападения собак и, когда их на минутку оставят в покое, немного поесть. И подобно овцам, при виде опасности боязливо сбивающимся в кучу, каждый из нас стремился не оставаться с краю, попасть в середину своего ряда, в середину своей колонны, в голове и хвосте которой шли конвоиры. Кроме того, местечко в центре колонны обещало некоторую защиту от ветра. Так что то состояние человека в лагере, которое можно назвать стремлением раствориться в общей массе, возникало не исключительно под воздействием среды, оно было и импульсом самосохранения. Стремление каждого к растворению в массе диктовалось одним из самых главных законов самосохранения в лагере: главное - не выделиться, не привлечь по какому-нибудь малейшему поводу внимание СС!

О доброте и свободе выбора

Есть достаточно много примеров, часто поистине героических, которые показывают, что можно преодолевать апатию, обуздывать раздражение. Что даже в этой ситуации, абсолютно подавляющей как внешне, так и внутренне, возможно сохранить остатки духовной свободы, противопоставить этому давлению свое духовное Я. Кто из переживших концлагерь не мог бы рассказать о людях, которые, идя со всеми в колонне, проходя по баракам, кому-то дарили доброе слово, а с кем-то делились последними крошками хлеба? И пусть таких было немного, их пример подтверждает, что в концлагере можно отнять у человека все, кроме последнего - человеческой свободы, свободы отнестись к обстоятельствам или так, или иначе.

И это — «так или иначе» у них было. И каждый день, каждый час в лагере давал тысячу возможностей осуществить этот выбор, отречься или не отречься от того самого сокровенного, что окружающая действительность грозила отнять, - от внутренней свободы. А отречься от свободы и достоинства - значило превратиться в объект воздействия внешних условий, позволить им вылепить из тебя «типичного» лагерника.

Достоевский как-то сказал: я боюсь только одного - оказаться недостойным моих мучений. Эти слова вспоминаешь, думая о тех мучениках, чье поведение в лагере, чье страдание и сама смерть стали свидетельством возможности до конца сохранить последнее - внутреннюю свободу. Они могли бы вполне сказать, что оказались «достойны своих мучений». Они явили свидетельство того, что в страдании заключен подвиг, внутренняя сила. Духовная свобода человека, которую у него нельзя отнять до последнего вздоха, дает ему возможность до последнего же вздоха наполнять свою жизнь смыслом. Ведь смысл имеет не только деятельная жизнь, дающая человеку возможность реализации ценностей творчества, и не только жизнь, полная переживаний, жизнь, дающая возможность реализовать себя в переживании прекрасного, в наслаждении искусством или природой.
Сохраняет свой смысл и жизнь - как это было в концлагере, - которая не оставляет шанса для реализации ценностей в творчестве или переживании. Остается последняя возможность наполнить жизнь смыслом: занять позицию по отношению к этой форме крайнего принудительного ограничения его бытия.
Созидательная жизнь, как и жизнь чувственная, для него давно закрыта. Но этим еще не все исчерпано. Если жизнь вообще имеет смысл, то имеет смысл и страдание. Страдание является частью жизни, точно так же, как судьба и смерть. Страдание и смерть придают бытию цельность.

О смысле жизни и смысле страданий

Вся сложность в том, что вопрос о смысле жизни должен быть поставлен иначе. Надо выучить самим и объяснить сомневающимся, что дело не в том, чего мы ждем от жизни, а в том, чего она ждет от нас.

Говоря философски, тут необходим своего рода коперниканский переворот: мы должны не спрашивать о смысле жизни, а понять, что этот вопрос обращен к нам - ежедневно и ежечасно жизнь ставит вопросы, и мы должны на них отвечать - не разговорами или размышлениями, а действием, правильным поведением.

Ведь жить - в конечном счете значит нести ответственность за правильное выполнение тех задач, которые жизнь ставит перед каждым, за выполнение требований дня и часа.

После того как нам открылся смысл страданий, мы перестали преуменьшать, приукрашать их, то есть «вытеснять» их и скрывать их от себя, например, путем дешевого, навязчивого оптимизма. Смысл страдания открылся нам, оно стало задачей, покровы с него были сняты, и мы увидели, что страдание может стать нравственным трудом, подвигом в том смысле, какой прозвучал в восклицании Рильке: «Сколько надо еще перестрадать!». Рильке сказал здесь «перестрадать», подобно тому как говорят: сколько дел надо еще переделать.

О двух типах людей

Если мы говорим о человеке, что он - из лагерной охраны или, наоборот, из заключенных, этим сказано еще не все. Доброго человека можно встретить везде, даже в той группе, которая, безусловно, по справедливости заслуживает общего осуждения. Здесь нет четких границ! Не следует внушать себе, что все просто: одни - ангелы, другие - дьяволы. Напротив, быть охранником или надсмотрщиком над заключенными и оставаться при этом человеком вопреки всему давлению лагерной жизни было личным и нравственным подвигом. С другой стороны, низость заключенных, которые причиняли зло своим же товарищам, была особенно невыносима.

Из всего этого мы можем заключить, что на свете есть две «расы» людей, только две! - люди порядочные и люди непорядочные. Обе эти «расы» распространены повсюду, и ни одна человеческая группа не состоит исключительно из порядочных или исключительно из непорядочных; в этом смысле ни одна группа не обладает «расовой чистотой!» То один, то другой достойный человек попадался даже среди лагерных охранников.

Мы изучили человека так, как его, вероятно, не изучило ни одно предшествующее поколение. Так что же такое человек? Это существо, которое всегда решает, кто он. Это существо, которое изобрело газовые камеры. Но это и существо, которое шло в эти камеры, гордо выпрямившись, с молитвой на устах.

В чём смысл жизни человека? Объясняет Виктор Франкл, психолог, прошедший Холокост, в своей книге «Сказать жизни – да». Прочитав эту великую, без преувеличения, книгу философа, психолога, ученого, я увидела, что мои, якобы проблемы вовсе таковыми не являются. И мне стало стыдно за себя, за то, что я не радуюсь жизни всеми силами своей души, не благодарю жизнь. Ведь я же счастливый человек! Я вдруг осознала это в полной мере! Интересно узнать, о чем книга?

Прежде чем перейти к обзору книги, важно несколько слов сказать об авторе. Виктор Франкл (годы жизни:1905-1997) – известный австрийский ученый, психолог и философ. Ему присвоено множество ученых степеней. Он написал более 30-ти книг по психологии, посвященных теории смысла жизни человека. Он заставил миллионы людей (я тоже в их числе) понять, в чем смысл их жизни.

Виктор Франкл пробыл в нацистских лагерях 3 долгих года – с 1942-го по 1945-й. Причем, до ареста у него была возможность уехать с женой в Америку , но визы не было у его родителей. Он понимал, что в концлагере родители не выживут без него. Не зная, как поступить, он отправился за ответом в Храм Святого Стефана в Вене. Он хотел получить «ответ с неба».

И получил его, придя домой. Отец дал ему кусок мрамора. Это был камень из одной из разрушенных синагог. На куске мрамора был фрагмент одной из Заповедей. Это была заповедь о почитании родителей. Он решил остаться и служить семье. Он не мог бросить своих родителей.

Я уверена, что именно благодаря этому героическому поступку, он мистическим образом смог выжить в нечеловеческих условиях концлагерей.

То, что Виктор Франкл выжил в концлагерях — невообразимое соединение закономерности и случайности:

• Случайностью можно назвать тот факт, что ни единого раза он не попал ни в одну из команд, которые формировались ежедневно для уничтожения.
• А закономерностью — то, что он остался жив в условиях холода, голода, пыток, но главное: сохранив до конца все принципы человечности.

Вы замечали, что часто можно провести параллель между предшествующими нашими поступками и последующими событиями ? Мы часто виним судьбу за наши беды и проблемы, не понимая того, что от нас самих и от наших поступков сегодня зависит наша жизнь завтра. Даже добрая мысль может спасти нас в сложной ситуации, а всего лишь один неверный поступок «испортить» нам всю жизнь.

Еще до начала войны Франкл написал книгу по психологии. Это была теория о смысле жизни. Рукопись он пытался сохранить в лагере, но безуспешно. В лагере смерти ему пришлось на себе проверить правильность своей теории. Он увидел, что в таких нечеловеческих условиях есть больший шанс выжить у людей сильных духом, а не у физически крепких людей.

Пройти такие ужасные испытания и сохранить свое человеческое лицо, ему помогала надежда увидеть свою жену среди живых. Это было его целью, его смыслом — выжить, чтобы встретиться со своей женой. Но когда он понял, что она, будучи хрупким созданием и находясь далеко от него, в другом концлагере, не сможет физически выжить в этих условиях, он дал себе слово выжить и сохранить все человеческие принципы, не превратиться в зверя, ради того, чтобы она приняла быструю, не мучительную смерть.

2. Вопрос смысла жизни. Объясняет психолог Виктор Франкл.

А теперь самое интересное. Подход Виктора Франкла был обеcкураживающе неожиданным для меня. Изначально мы неверно ставим вопрос о смысле жизни . Дело, оказывается, не в том, ЧТО МЫ ОЖИДАЕМ ОТ ЖИЗНИ, а в том, ЧТО ЖИЗНЬ ОЖИДАЕТ ОТ НАС . Каждый день и каждую минуту мы стоим перед выбором, как поступить, жизнь ставит перед нами вопросы. Мы же должны отвечать правильными поступками и действиями. И от того, как мы поступили в каждом конкретном случае, зависит, как сложатся обстоятельства в дальнейшем. Каким будет следующий вопрос, который задаст нам жизнь (= Бог).

Этот постулат был выведен Франклом, исходя из множества обстоятельств и событий в лагере смерти, где связи причины и следствия особенно очевидны и оголены.

Еще одна ценная идея автора: у каждого человека есть что-то большее, чем «я» : ответственность, забота о других, желание создать что-то значимое для людей. И тогда только человек себя чувствует по-настоящему счастливым, в этом главный смысл его существования. Причем, у каждого человека смысл жизни свой. Каждый человек стремится определить свой смысл существования, это двигатель жизни каждого.

Новейшие исследования показали, что 4 американца из 10 не видят какой-то конкретной и важной цели в своей жизни. 4 из 10-ти — это 40%.

Одновременно, исследования показывают, что у люди, которые имеют цель, смысл в жизни, более удовлетворены жизнью и имеют лучшее благосостояние, лучшее физическое и психическое здоровье, большую гибкость, более высокую самооценку и минимальный риск депрессии.

3. Обзор книги «Сказать жизни – да. Психолог в концлагере».

Как ученый, Франкл описал свои ощущения в лагере в различных фазах. Фазой шока он назвал 1-ю фазу. 2-ю фазу — фазой апатии . В это время в душе людей что-то умирает и включается защитная реакция — апатия. Фаза 3 – это фаза освобождения , когда появляется реакция полного отсутствия радости. Человеку требуется психологическая поддержка.

Защитные силы организма

Франкла поразило совершенство организма человека . Какие в нем скрыты возможности и резервы! Полгода заключенные носили одну рубашку, не моясь. Постоянно грязные после земляных работ, во время которых невозможно обойтись без ран. При этом, ни у кого не было воспалений или заражений. Работа на морозе полубосыми без теплой одежды. Но ни у кого не было даже насморка. Как такое возможно? В какой момент человеческий организм запускает такие защитные силы? В момент, когда наступает постоянная угроза жизни?

Голод

Автор рассказывает в книге не о глобальных ужасах, а о «маленьких» изнурительных ежедневных мучениях заключенных. Например, детальное повествование, о ежедневной борьбе автора с голодом, о способах растягивания на день невообразимо маленькой порции хлеба. Я как-будто сама ощутила это состояние, настолько реалистично оно описано.

Еда на день состояла из миски пустого супа, крохотного кусочка хлеба. Плюс была добавка — ужасная колбасы (мизерный кусочек) либо повидло (маленькая ложка). Для заключенных, которые тяжело работали и были постоянно на холоде в ветхой одежде, этого было невообразимо мало.

Человеку, который никогда не голодал, представить это состояние очень трудно. Представьте, что Вы стоите под холодным дождем, в грязи. И Вам надо долбить землю киркой. Вы постоянно ждёте сирены, которая позовёт на получасовой перерыв, единственный в каждом дне. Вы постоянно думаете, будет ли сегодня хлеб? Распухшими пальцами Вы ощупываете хлеб в кармане, отламываете по крошке, растягивая на целый день.

Тема, как использовать столь мизерную порцию хлеба, была важнейшей темой среди заключенных. Она породила даже 2 партии: партию, в которой придерживались мнения, что пайку надо съесть сразу и партию с мнением, что хлеб порцию надо растянуть на целый день. Первые выдвигали 2 довода: хлеб не украдут и хоть раз в день можно заглушить невыносимый голод. Франкл относился ко 2-й партии. Он рассказывает в книге о своих мотивах примкнуть к ней. Час пробуждения был одним из самых невыносимых часов в сутках. Сначала пронзительный свисток сирены, потом борьба с сыростью, холодом, когда распухшими ногами нужно было влезть в мокрые ботинки. И видеть, как плачут мужчины от боли израненных ног. Тогда-то и Франкл и хватался за хоть и слабое, но все-таки утешение – кусочек хлеба в кармане!

Самоубийство

Вы спросите, кому под силу бороться за жизнь в таких условиях? Ведь смерть по сравнению с жизнью выглядит наградой. Франк рассказывает, что действительно, практически у всех заключенных возникала мысль о самоубийстве. Сам он, как верующий человеком, сразу дал себе слово ни при каких обстоятельствах «не бросаться на проволоку». Он знал статистику и понимал, что ему навряд ли удастся избежать попадания в ежедневные селекции уничтожения.

Апатия

Франкл реалистично рассказывает об апатии. Она появляется у всех после шока. В начале заключенные с трудом выносили картины садизма. Но со временем люди начинали привыкать и уже не реагировали на крики от боли. Каждый день они сталкивались с больными, страдающими, умирающими и мертвыми, поэтому со временем начинали реагировать на них отрешенно и равнодушно.

Франкл, будучи врачом, был поражен своему бесчувствию. Апатия – это фактически специальный защитный механизм организма. Реальность вокруг сужается и человек концентрируется только на главной задаче: как сегодня выжить?

Всем очень советую прочитать эту книгу, чтобы понять и осознать, что не правильно жаловаться на удары судьбы. Создание благоприятных обстоятельств и счастливой жизни во многом зависит от нас, от того, как мы поступаем в каждом конкретном случае, сколько мы бескорыстно отдаем другим своего внимания, тепла, заботы и труда!

Еще один важный вывод, который можно сделать из книги, заключается в том, что каждому человеку свойственно стремиться определить смысл, цель своего существования . Это является двигателем, стимулом жизни, развития человека. Но у каждого смысл жизни индивидуален, у каждого он свой.

Желаю всем радоваться жизни, любить и мечтать!

Который выпустило издательство «Альпина нон-фикшн».

«Логотерапия и экзистенциальный анализ: статьи и лекции»

В двадцатые годы нашего века Освальд Шпенглер написал книгу, которая впоследствии стала бестселлером. Она называлась «Закат Европы». Его пророчество не исполнилось, однако вполне воплотилось другое, которое он давал уже в тридцатые годы. Согласно этому его прогнозу, еще до окончания нашего века интеллектуалы перестанут увлекаться наукой и технологией как сегодня, а посвятят себя размышлениям о смысле жизни. Итак, в настоящее время это пророчество становится реальностью, но в довольно негативном смысле. Даже в международных масштабах все больше усиливаются сомнения в осмысленности бытия-в-мире. Эмпирическое исследование, недавно проведенное в США, показало, что 80% студентов колледжей страдают от выраженного чувства утраты смысла. Более того, по другим данным, ежегодно более полумиллиона подростков в США предпринимают попытки самоубийства. Но что же такое самоубийство, как не отрицательный ответ на вопрос о смысле жизни?

Как все это следовало бы объяснить? Максимально краткая формулировка такова: индустриальное общество стремится удовлетворять человеческие потребности, а общество потребления, кроме того, пытается создавать новые потребности, которые затем сможет удовлетворить. Однако одна потребность - причем, пожалуй, самая человеческая из всех человеческих потребностей - остается неудовлетворенной, это потребность видеть смысл в жизни - либо, точнее говоря, в любой жизненной ситуации, с которой мы сталкиваемся, - а также реализовывать его, когда это только возможно. Сегодня людям, в целом, всего хватает для жизни, но они не могут найти то, ради чего стоило бы жить. А без «зачем» жизнь становится пресной, кажется бессмысленной. Формируется так называемый «экзистенциальный вакуум». Причем такая ситуация прослеживается не только на Западе, но и на Востоке. Я как раз вернулся из Москвы, где впервые побывал несколько лет назад, еще при Брежневе - поэтому могу сравнить сложившуюся там обстановку не только с западной, но и с существовавшей ранее. Более 70 лет в СССР поддерживался тезис Маркса «Религия - опиум для народа». Но тем временем сам марксизм в этой стране превратился в религию. Однако с упадком принудительной марксистской идеологии более не было смысла в том, чтобы воспитывать повиновение ей, а напротив, я бы сказал - воспитание повиновения следовало бы заменить воспитанием совести . Но на воспитание совести требуется время, а в этот промежуточный период на Востоке образуется дополнительный вакуум, еще более глубокое чувство утраты смысла. Ведь совесть, если хотите, - это же «орган смысла», привитый к человеческой душе, функция которого - в каждой конкретной ситуации воплощать смысловую возможность, заключенную в этой ситуации, «теплящуюся» в ней. Сегодня врачам уже известна такая патология, как вакатное разрастание; в этом случае один орган атрофируется, причем в этом органе - скажем, в сердце - гибнут мышечные клетки, а освободившееся в результате пространство заполняется жировой тканью. В массовой психологии также наблюдаются случаи подобного вакатного разрастания в экзистенциальный вакуум, и в результате такого разрастания развивается «патология духа времени».

«Сегодня людям, в целом, всего хватает для жизни, но они не могут найти то, ради чего стоило бы жить»

«Они гробят себя - убивают друг друга - и ширяются» (англ.).

Однажды, будучи в США, я подыскивал аутентичную информацию для предстоящего доклада и поэтому поинтересовался у одного таксиста, что он думает о молодом поколении. Таксист кратко и емко описал свой опыт по этому поводу, сказав: «They kill themselves - they kill each other - and they take dope». Этой краткой фразой он действительно охарактеризовал те эксцессы, которые задают тон настроениям, царящим среди современной молодежи: «депрессия - агрессия - зависимость». Фактически это означает: «суицидальные наклонности - агрессивность - наркозависимость». Что касается самоубийства, я немного разбираюсь в этой теме. В течение десяти лет я сотрудничал с основанной Вильгельмом Бернером «Психологической консультацией для уставших от жизни», кроме того, в течение четырех лет я руководил в крупнейшей австрийской психиатрической больнице женским отделением для пациенток с тяжелой депрессией, которые поступали в наше учреждение после попыток самоубийства. По моим подсчетам, за этот период я должен был иметь дело как минимум с 12 000 случаев. Причем в каждом отдельном случае мне приходилось отвечать на вопрос, можно ли окончательно выписать пациентку либо она продолжает относиться к группе риска. Всякий раз такое решение требовалось принимать за считаные минуты. Пациентка сидела передо мной, а я тем временем листал ее историю болезни, а затем спрашивал: «Вы же знаете, что оказались здесь потому, что пытались покончить с собой?» «Да», - отвечала она. «Вы по-прежнему подумываете о том, чтобы свести счеты с жизнью?» - «Нет, нет». Тогда я перехватываю инициативу и спрашиваю: «Почему нет?» В тот же миг происходит следующее: иная пациентка отводит взгляд, смущенно ерзает в кресле и только после некоторой паузы отвечает: «Доктор, можете спокойно меня выписывать». Такая женщина явно остается в числе потенциальных самоубийц. По-видимому, не существует ничего, что могло бы удержать пациентку от новой попытки суицида, ничего, что свидетельствовало бы против возможного рецидива. Другие собеседники сразу же реагировали на мой вопрос, указывая, что они должны поберечь свою семью, либо что должны справиться с другими обязанностями или задачами, либо что я сам добился того, что они смогли выйти из депрессивного состояния здоровыми людьми. Так, одного из пациентов я выписал с легким сердцем; он знал, каково пойти на самоубийство по принципу «почему бы и нет», знал, как преодолеть такое «почему». Как выразился однажды Ницше, «у кого есть зачем жить, сумеет выдержать почти любое как».

1945 год

Когда в 1944 г. меня перевели из концлагеря Терезиенштадт в Освенцим, мои шансы на выживание - согласно новейшим современным исследованиям - составляли всего 1:29. Я должен был как-либо это ощущать. Не самым ли очевидным выходом в таком случае было «броситься на проволоку», то есть совершить самое обычное концлагерное самоубийство? Ведь через окружавшую лагерь изгородь из колючей проволоки был пропущен электрический ток. Тогда я подумал: «Кто во всем мире может гарантировать, что я действительно не выйду оттуда живым?» Пожалуй, никто. Но пока есть возможность, я несу ответственность за то, чтобы жить именно так, как будто выживание мне гарантировано. Я несу эту ответственность перед теми, кто, возможно, ждет моего возвращения и ради кого я обязан приложить все усилия, чтобы оправдать их ожидания. Только потом выяснилось (я узнал об этом лишь после возвращения в Вену), что вся моя семья погибла и уже некому было меня ждать. Мой отец погиб в Терезиенштадте, брат - в Освенциме, первая жена - в Берген-Бельзене, а мать удушили в газовой камере Освенцима.

Однако затем я осознал, что если не кто-то, то хотя бы что-то меня здесь ожидало. В Освенциме я практически подготовил к печати рукопись моей первой книги («Доктор и душа»), после чего надеялся, что как минимум это «дитя моего духа» меня переживет. Это и было то самое «зачем», ради которого стоило выживать! После возвращения пришло время восстановить рукопись. Я с головой ушел в работу. Текст стал моей докторской диссертацией.

«Что же касается самопознания, необходимо остерегаться его гипертрофии, чтобы оно не вырождалось в упражнение в гиперрефлексии»

Эти личные воспоминания демонстрируют, что я пониманию под самотрансценденцией: фундаментально-антропологический феномен, заключающийся в том, что человеческое бытие всегда распространяется за собственные пределы на что-то, чем само не является; на что-то - или на кого-то; на смысл, который кажется достойным осуществления, либо на человека, которому ты предан в своей любви; ведь лишь в служении делу или в любви к другому человеку мы только и становимся людьми и в полной мере реализуем себя. Итак, самореализация может быть достигнута не напрямую, а только окольным путем. Сначала должна быть причина, в качестве следствия которой и происходит такая самореализация. Одним словом, самореализации нельзя достичь, она должна последовать. Однако если она является следствием реализации смысла, то можно также понять, что во времена, когда значительная часть человеческой популяции не способна найти в своей жизни какой-либо смысл, «окольный путь» больше не прокладывается, а подыскивается маршрут покороче. Такие люди напоминают бумеранги: несмотря на распространенный миф о том, что бумеранг всегда возвращается к охотнику после броска, на самом деле это происходит, лишь если бумеранг не попадет в цель, то есть не свалит добычу. Аналогично обстоит дело с самореализацией: особенно пекутся о ней люди, которые, испытав фрустрацию при поиске смысла, возвращаются сами к себе, замыкаются на себя, сами себя «рефлексируют», но в данном случае не только форсируют самонаблюдение, но и усиленно преследуют самореализацию, а поскольку именно такая форсированная интенция отличается выраженной контрпродуктивностью, эти люди рано или поздно неизбежно терпят неудачу.

Что касается самореализации, я бы хотел также выразить отношение к так называемому самопознанию в той трактовке, в какой оно является обязательной составляющей психотерапевтического образования. Действительно, образование - не единственное предварительное условие, требуемое для психотерапевтической практики. Кроме образования для этого нужна, во-первых, личная одаренность, которую следует сразу привнести в работу, и, во-вторых, личный опыт, который сперва необходимо приобрести. Что же касается самопознания, необходимо остерегаться его гипертрофии, чтобы оно не вырождалось в упражнение в гиперрефлексии. Но и без учета этого самопознание имеет границы, даже априорные границы. В данном случае «Я» непосредственно сравнивается с собой, я бы сказал - некритически. Здесь не помогает и активно продвигаемое «разглядывание собственных чувственных состояний» (Хайдеггер). Ведь прав был Гете, говоря: «Как можно познать себя? Не путем созерцания, но только путем деятельности. Попробуй исполнить свой долг, и ты узнаешь, что в тебе есть. Что же есть твой долг? Требование дня».
Здесь было бы уместно высказать предупреждение (в особенности касающееся групповой психотерапии) о необходимости обдумать одну фразу Шиллера, который однажды сказал: «Когда душа так говорит, то ах, душа уже не говорит». Кроме того, во время сеансов участники охотно открывают друг другу душу. Если же, напротив, тот или иной участник будет вести себя стеснительно, он должен быть готов, что другие участники подвергнут его своеобразной мучительной инквизиции.

Виктор Франкл, 1940 год

Подходим ко второму аспекту патологии духа времени - наркозависимости. Насколько сложно лечить такую зависимость, настолько же важно обеспечивать ее профилактику, что, кстати, относительно легко. Мы должны всего лишь исходить из того, что, в принципе, наркозависимость возникает по двум причинам: из-за любопытства и так называемого «группового давления». Когда в 1938 г. мой начальник - директор университетской психиатрической лечебницы Отто Пецль - поручил мне исследовать только что полученный амфетамин (в свое время препарат называли «бензедрин», затем - «первитин») на предмет его эффективности при лечении психических заболеваний, мне было очень сложно противиться искушению, чтобы не принять хотя бы одну таблетку самому; вероятно, я инстинктивно осознавал опасность пристраститься к наркотику, хотя в то время такая зависимость была еще практически неизвестна. В любом случае понятно, почему именно молодые люди не могут противиться любопытству и не испробовать, как именно на них подействует та или иная химическая субстанция. Что же касается группового давления, легко себе представить, как поведет себя школьник, наблюдающий, как на перемене его однокашники мчатся в курилку (недавно такие комнаты были устроены австрийским министерством образования во всех школах); конечно, он не станет «отставать» от них, а захочет засвидетельствовать, что и сам он «дозрел» и заслуживает места в компании курильщиков. Он этим гордится! Причем никто не обратил его внимание на то, как сильно он мог бы гордиться, если бы не поддался примеру курильщиков, а нашел в себе силы противостоять такому искушению. Вероятно, именно на этой «высшей» гордости решили сыграть в США, когда в студенческих газетах на целую полосу публиковалась такая социальная реклама: студентка испытующе глядит на читателя и издевательски (по-английски) спрашивает: «Вы достаточно подкованы, чтобы рассуждать об «экзистенциальном вакууме» Виктора Франкла, но при этом у вас не хватает сил просто бросить курить?» Этот довольно нетривиальный призыв к «высшей» гордости действительно не прошел бесследно.

«Когда все бессмысленно, контраргументов против насилия не существует»

В 1961 г. в Гарвардском университете был такой случай. Профессор Гордон Олпорт, избранный на пост президента Американской психологической ассоциации, спросил меня: «Господин Франкл, у нас работает молодой профессор по имени Тимоти Лири. Вопрос в том, должны ли мы его уволить, так как он пропагандирует галлюциноген, вещество под названием «диэтиламид лизергиновой кислоты» (ЛСД). Вы бы его уволили?» Я ответил утвердительно. «Согласен с вами, но факультетское большинство меня не поддержало, выступая во имя академической свободы преподавания». Такой итог голосования спровоцировал настоящую глобальную наркотическую лавину! Вновь пришлось убедиться, насколько прав я был, когда заострял внимание моих американских друзей на следующем: «Свобода, в том числе свобода преподавания, - это еще не вся история, а лишь полуправда, одна сторона медали. Ее оборотная сторона - ответственность; ведь свобода рискует выродиться, если не находится под контролем ответственности». Поэтому я настоятельно пожелал бы вам дополнить статую Свободы, стоящую на Восточном побережье вашей страны, и для этого воздвигнуть на Западном побережье «статую Ответственности».

Наконец, что касается третьего аспекта патологии духа времени, я хотел бы обратиться к ситуации, которая совсем недавно произошла в Эссене. Там случилась вспышка насилия, причем виновниками оказались молодые люди. На вопрос, почему они пошли на преступления, те просто спросили: «А почему нет?» Уже знакомый случай: их просто ничего не удерживало от таких поступков. Когда все бессмысленно, контраргументов против насилия не существует.

В бывшей ГДР есть город, где существует специальный «кризисный телефон». Вплоть до «воссоединения» им часто пользовались в основном люди, у которых возникали острые вопросы, связанные с сексом. При этом вопросы в основном касались - цитирую дословно - «депрессии - насилия - алкоголизма». Как видим, эта триада практически совпадает с тремя обсуждавшимися выше аспектами «депрессия - агрессия - зависимость». Также примечательно, что рассматриваемые авторы полагают: наблюдаемая ими трехчастная клиническая картина в конечном счете лежит в основе так называемого отсутствия жизненных ориентиров. Но что такое отсутствие жизненных ориентиров, как не отсутствие достойного представления о человеке, отсутствие такой антропологии, в которой нашлось бы место человеческому измерению, тому самому, в котором обретаются феномены, специфичные именно для человека. Причем это измерение - процитирую название моей любимой книги из наследия Фрейда - находится «по ту сторону принципа удовольствия».

После того как мы определили самотрансцендентность человеческого существования как фундаментально-антропологический феномен, дефицит этого явления в рамках психоаналитического представления о человеке наиболее явно прослеживается, пожалуй, именно там, где Фрейд излагает свою сексуальную теорию. Как и любое влечение, половой инстинкт направлен на определенную «цель» и «объект влечения». Цель - это разрядка, а объект влечения - это партнер, удовлетворяющий его. Однако для достижения этой цели вполне хватило бы и мастурбации, а если бы речь шла не более чем об объекте, любом объекте, то можно было бы удовлетвориться и проституткой. Однако все это не затрагивает человеческой плоскости; ведь согласно второй версии кантовского категорического императива, человека нельзя использовать как обычное средство для достижения цели. Но и в тех случаях, когда партнер постигается во всей его человечности, махровым цветом распускается промискуитет; ведь лишь после того, как кто-либо вдобавок осознает неповторимость и уникальность партнера, это служит залогом исключительности и долговечности отношений, то есть любви и верности, так как эта неповторимость и уникальность («этость» по Дунсу Скоту) понятна лишь тому, кто любит своего партнера.

Примечательно, что - если верить результатам последних эмпирических изысканий - большая часть современной молодежи понимает секс именно как один из вариантов выражения любви. Однако наряду с «потусторонней частью принципа удовольствия» существует и «посюсторонняя» часть этого принципа, регулирующая поведение человека, которому секс служит не для выражения любви, а для удовлетворения похоти. Удовольствие превращается в самоцель, и именно такое искажение его изначального статуса, если не сказать «извращение», приводит к фиаско. Ведь чем важнее для кого-то удовольствие, тем сильнее оно от него ускользает. Более общая формулировка: чем упорнее гонишься за счастьем, тем сильнее его прогоняешь. Причем именно из этого момента в большинстве случаев проистекает этиология нарушений потенции и оргазма. Похоть нельзя сделать целью, она должна оставаться средством. Удовольствие как таковое возникает автоматически, если для него есть причина, иными словами, удовольствия также нельзя достичь, оно может только воспоследовать. Удовольствие также «добывается», так сказать, окольным путем, а при любой попытке срезать этот путь ты оказываешься в тупике.

Франкл в Альпах, 1960 год

Но невротик не тяготеет к уже рассмотренному выше «разглядыванию собственных чувственных состояний», то есть к форсированной интроспекции, а склонен к чрезмерной ретроспекции. Альфред Адлер любил позабавить нас одной из своих шуток. Как-то ночью в общей спальне туристического лагеря какая-то женщина начинает хныкать: «Господи, как же я хочу пить...» Наконец кто-то поднимается и приносит ей из кухни стакан воды. Наконец, все снова засыпают, но через некоторое время женщина вновь начинает ныть: «Господи, как я хотела пить...» Невротик также постоянно возвращается в прошлое, вспоминает о своем детстве, о воспитании, рассуждает о «комплексе злых родителей» (Элизабет Лукас), перекладывает на других вину за свой невроз. В действительности лонгитюдные эмпирические исследования, независимо проведенные в Колумбийском и Калифорнийском университетах, подтвердили, что неблагоприятные впечатления, приобретенные в раннем детстве, отнюдь не оказывают на дальнейшую жизнь такого судьбоносного влияния, какое им приписывали ранее. Вспоминаю диссертацию одной аспирантки, обучавшейся в Университете Сан-Франциско: из этой работы следует, что трагическое детство впоследствии ни в коем случае не должно нанести серьезного вреда; скорее вопреки ему удается выстроить вполне «счастливую», «успешную» и «осмысленную» жизнь. Автор опирается на обширный материал из биографий бывших узников концлагерей, и она знает, о чем пишет: в детстве ей пришлось некоторое время провести в Освенциме. Кроме того, она реферирует совершенно независимые результаты исследований, взятые у двух разных авторов.

Разве не прослеживаются в цитируемых эмпирических доказательствах мотивационные теории так называемых трех венских школ психотерапии? Разве не указывает «счастье» на принцип удовольствия, «успех» - на волю к власти, а «осмысленность» - на волю к смыслу?

Остановимся на воле к смыслу и зададимся вопросом: есть ли объективные доказательства в пользу существования воли к смыслу, подобные тем доказательствам чувства утраты смысла, о которых мы говорили в начале этой работы, - как люди могли бы страдать из-за этого столь распространенного сегодня состояния, если бы в глубине души каждый из них не испытывал потребность в смысле? Обращаюсь к вам: каким образом природа могла привить человеку потребность в смысле, если бы на самом деле не существовало смысла, точнее говоря - смысловых возможностей, которые, так сказать, только и дожидаются, пока мы воплотим их в реальность. При этом вы, вероятно, заметили, что я опираюсь на прекрасные слова Франца Верфеля: «Жажда - это доказательство существования такой вещи, как вода» («Украденное небо»). Однако вопрос о том, в чем заключается смысл жизни, при всей своей бесхитростности подводит нас к другому вопросу: в чем заключается самый мудрый тактический ход в этом мире? Конечно же, такого «хода» быть не может, поскольку, как и в шахматах, каждый ход определяется игровой ситуацией и - не в последнюю очередь - личностью шахматиста. Примерно такая же ситуация складывается и со смыслом: чтобы не вступать в схоластические «споры об универсалиях», хотелось бы сказать, что смысл - это не универсалия, а в каждом отдельном случае уникум, чем и определяется его «неукоснительный характер», обязательность смыслового призыва, обусловленная неповторимостью каждой конкретной ситуации и уникальностью оказавшегося в ней человека. Однако, каким бы уникальным ни казался тот или иной случай, не существует положения, в котором не скрывался бы потенциальный смысл, даже если он заключается лишь в том, чтобы засвидетельствовать человеческую способность превратить трагическую триаду «страдание - вина - смерть» в личностный триумф. Именно в таком отношении осмысленность человеческого бытия-в-мире является даже безусловной.

Дамы и господа, насколько невыносимы бывают страдания на фоне кажущейся бессмысленности жизни, настолько актуален сегодня и вопрос о смысле. Однако, чтобы ответить на него, требуется своеобразный коперниканский переворот, а именно - новая формулировка проблемы; ведь в конечном итоге вопрошаемыми являемся мы с вами, мы должны отвечать на вопросы, которые ставит перед нами жизнь. Но стоит нам однажды ответить на такой вопрос - и мы сделаем это раз и навсегда! Мы сохраним этот ответ в нашем прошлом. Ничто нельзя обратить вспять и «отменить» то или иное событие. Все, что осталось в прошлом, не утрачено безвозвратно, а, напротив, надежно сохранено. Добавлю: как правило, мы видим, если можно так выразиться, лишь сжатую пашню прошлого, но не замечаем целых амбаров с прошлым, в которые давно уже снесли весь урожай: созданные нами творения, осуществленные дела, пережитую любовь и - не в последнюю очередь - страдания, которые мы перенесли с достоинством и смелостью.

В молодости, решая, кем ему стать - карикатуристом или психотерапевтом, Виктор Франкл сказал себе: «Как карикатурист я смогу подмечать человеческие слабости и недостатки, а как психотерапевт я смогу увидеть за сегодняшними слабостями возможности для их преодоления». Письма, приходившие из разных стран, со словами «Доктор Франкл, ваши книги изменили всю мою жизнь» стали лучшим подтверждением того, что выбор он сделал правильный.

В юности меня, как и многих, мучил вопрос: кому нужна моя жизнь? Ответы я искала везде, но помогали в основном книги: Ричард Бах, Томас Манн, Герман Гессе... Они не давали рецептов, а ставили новые вопросы, но это было даже интересно. И когда отец принес только что изданную книгу Виктора Франкла «Человек в поисках смысла», я почувствовала себя путником, который мучился от жажды и вдруг увидел бьющий из-под земли родник. Слово смысл было для меня тогда знаком узнавания, о смысле много говорили в аудиториях, на кухне, под звездным небом...

Книгу я прочитала за одну ночь и, закрыв последнюю страницу, уже знала, что еще не раз к ней вернусь. И возвращаюсь до сих пор, пытаясь понять человека, который писал ее, основываясь на собственном опыте, так как сознавал, что иначе объяснить кому бы то ни было смысл жизни невозможно.

Виктор Франкл... Кем он был? Профессором неврологии, профессиональным психотерапевтом? Альпинистом, покорявшим горные вершины? Летчиком, совершившим свой первый самостоятельный полет в 67 лет? Композитором, чья музыка звучит в популярных телепередачах? Узником концлагеря, выжившим в нечеловеческих условиях вопреки всему? Добрым гением, чьи книги помогают излечиваться от скуки и суеты? Всем этим и многим еще. Но прежде всего - Человеком, умевшим в каждом разглядеть то хорошее, что, может быть, спит до поры до времени. Разглядеть и разбудить...

Виктор Франкл родился в 1905 году в Вене, его детство и юность пришлись на сложные годы Первой мировой войны, экономических кризисов и психологической нестабильности. Вместе с ними в мальчике росла потребность найти свое место в мире. Тринадцатилетним подростком, услышав от учителя, что жизнь в конечном итоге не что иное, как процесс окисления, Франкл не выдержал и вскочил с места с вопросом: «А в чем же тогда смысл жизни?» Пытаясь найти некий уравновешивающий принцип, который лежит в основе всей Вселенной, он в школьные годы исписал несколько записных книжек, дав им громкое название: «Мы и мироздание». Все это время, борясь с отчаянием и непониманием, Франкл вырабатывал в себе иммунитет против нигилизма.

Возможно, кто-то подумает, что ему самой судьбой было уготовано стать психотерапевтом, ведь как раз в это время в Вене активно развивалась школа Фрейда и чуть позже появилась школа индивидуальной психотерапии его оппонента Адлера. Возможно, но Франкл не остановился на их идеях, он продолжал искать.

В 1928 году, стремясь предотвратить самоубийства среди студентов, он открыл центр консультирования молодежи в Вене и вместе с единомышленниками победил эту проблему: впервые за много лет количество самоубийств среди молодых людей начало сокращаться. В 1930 году Франкл получил степень доктора медицины и продолжал работать в области клинической психиатрии. Он стремился, чтобы люди, обращающиеся к нему, начали сознавать, что они свободны изменить что-то в мире к лучшему и изменить к лучшему себя, если это необходимо.

Когда задумываешься о таких людях, невольно задаешь себе вопрос: а я так смогу? Смогу следовать правилам, которые выработал для себя Франкл:
1. Относиться к самым маленьким делам с таким же вниманием, как и к самым большим. И делать самые большие дела так же спокойно, как и самые маленькие.
2. Стараться делать все как можно быстрее, а не в последний момент.
3. Сначала делать все неприятные дела, а уже потом приятные.

Вроде бы просто, но... Особенно страдал второй пункт, и я всегда находила себе оправдание. Этим, наверное, и отличалась от Франкла, ведь, если ему не удавалось придерживаться правил, он мог по нескольку днейѕ не разговаривать сам с собой.

Часто в своей работе Франкл использовал метод парадоксальной интенции, который сам разработал. Суть метода такова: вместо того чтобы бежать от неприятных чувств и связанных с ними ситуаций, надо идти им навстречу. Чтобы избавиться от какого-то симптома, надо сформировать парадоксальное намерение, то есть стремление совершить нечто обратное тому, от чего нужно избавиться, причем желательно сделать это в юмористической форме. Смех позволяет взглянуть на себя и свои проблемы со стороны и обрести контроль над собой. Франкл хорошо освоил этот метод и побуждал к тому же последователей, примеры из собственной и их практики он приводил в своей книге. Результаты действительно впечатляют, но каким же чувством юмора надо обладать, чтобы предложить пациенту, страдающему от дрожания рук, устроить соревнование по дрожи, да еще побуждать его трястись быстрее и сильнее! Или дать задание пациентке, мучающейся от бессонницы, бодрствовать всю ночь. И нужно быть очень смелым, чтобы не стушеваться и на замечание пациента: «Доктор, я всегда считал, что я ненормальный, но мне кажется, что и вы тоже» - спокойно ответить: «Видите ли, мне иногда доставляет удовольствие побыть ненормальным».

Но самое главное в работе психотерапевта не техники и приемы. Франкл был готов отвечать на телефонные звонки в любое время суток, искать разные варианты объяснений и всегда стремился за клиническим случаем разглядеть человека. Он считал, что картина болезни - это лишь шарж, тень человека и быть психиатром можно только ради человеческого в больном и ради духовного в человеке. Многие пациенты Франкла признавались, что от непоправимых поступков их удерживала благодарность человеку, который был готов выслушать их даже в три часа ночи и умел увидеть в них то хорошее, во что они сами давно перестали верить.

Вторая мировая война помешала выйти в свет его первой рукописи «Врачевание души» с основами логотерапии, лечения с помощью поиска смысла жизни. В это время Франкл был заведующим неврологическим отделением Еврейского госпиталя в Вене. Он мог эмигрировать в США, но понимал, что тогда оставит на произвол судьбы престарелых родителей и ничем не сможет им помочь. Знал он и то, что у него, еврея, почти не будет шансов выжить... Франкл решил просить совета у неба. Первое, что он увидел, придя домой, был обломок мрамора с одной из десяти заповедей: «Почитай отца своего и мать свою и пребудешь на земле». В глубине души он уже принял решение остаться, а заповедь лишь помогла осознать это. Еще два года он продолжал работать, так как офицер гестапо, от которого зависела судьба Франкла, был его пациентом. Но в 1942 году вместе с родителями и женой попал в концлагерь. Его жертва имела смысл. И мать, и отец Франкла умерли хотя и в концлагере, но на его руках. А учение о смысле прошло испытание в четырех лагерях, доказав свое право на существование.

В концлагере Франкл организовал службу психологической помощи заключенным, узнавал о тех, кто терял цель и смысл жизни, и старался помочь им... Он видел, как загадочное «упрямство духа» позволяло людям оставаться свободными даже в концлагере и не зависеть от условий, в которые они попали. «Здесь в лагере были люди, у которых всегда находилось доброе слово, чтобы поддержать товарища, они готовы были делиться последним куском хлеба. Конечно, они были немногочисленны - эти люди, которые выбрали для себя возможность сохранить свою человечность, но они подавали другим пример, и этот пример вызывал цепную реакцию».

В нечеловеческих условиях выдерживали не те, кто был крепче, а те, кому было ради чего жить. Уже после войны Франкл писал: «Будучи профессором в двух областях, неврологии и психиатрии, я хорошо сознаю, до какой степени человек зависит от биологических, психологических и социальных условий, но, кроме того, я еще человек, выживший в четырех концентрационных лагерях, - и потому являюсь свидетелем того, до какой неожиданной степени человек способен бросить вызов самым тяжелым условиям, которые только можно себе представить».

Франклу тоже было ради чего жить, ведь он хранил рукопись книги с первым вариантом учения о смысле и заботился о том, чтобы она уцелела, а когда это не удалось, надеялся ее восстановить. В тифозном бараке концлагеря он смог, отводя приступы горячки, использовать возбуждение и интеллектуальный подъем для того, чтобы воссоздать свой научный труд, - 16 бредовых ночей Франкл делал в потемках краткие стенографические записи на крошечных обрывках бумаги.

Его внутренняя жизнь продолжалась, он представлял, как после войны будет рассказывать обо всем пережитом, мысленно общался с женой - это помогло ему не сломаться. «Я понял, что любовь проникает далеко за пределы сущности любимого человека, позволяя душе отрываться от существования узника... Все больше и больше я испытывал чувство, что жена присутствует здесь, что она со мной, что я могу прикоснуться к ней, - взять ее руки в мои», - писал Франкл. Он видел жену в птице, присевшей рядом с ним на землю, ее лицо было ярче лучей заходящего солнца, и никто в те минуты не смог бы убедить его, что это не так. Иногда сердце оказывается мудрее, чем ум, считал Франкл. И иногда разумнее не быть слишком разумным...

В том, что Франклу удалось выжить, есть, наверное, и доля случайности. Его переводили из лагеря в лагерь, он попадал в списки смертников, работал с инфекционными больными, пытался бежать... Но если бы не «упрямство духа», умение слышать судьбу и голос совести, ему не помогла бы никакая случайность.

После войны, вернувшись в Вену, Франкл пришел к своему другу Паулю Пологу и рассказал ему о смерти родителей, брата и жены. Он не мог не плакать: «Когда с кем-то происходит подобное, когда человека подвергают подобным испытаниям, то все это должно иметь какой-то смысл. У меня есть чувство, что меня что-то ожидает, что я к чему-то предназначен». Никто не смог понять его лучше старого друга, ведь справиться с кризисом предстояло самому Франклу. «Страдание имеет смысл, только если оно меняет меня к лучшему», - писал он. И, как никто, понимал, что любые лекарства, помогающие заглушить боль утраты и забыть тех, кого ты любил, - не помогут. Но вокруг Франкл видел людей, которые тоже испытывали такую же боль, были растерянны, одиноки и тоже нуждались в помощи, и он вновь нашел смысл: «Смысл моей жизни в том, чтобы помогать другим увидеть смысл в своей жизни».

Свой опыт и переживания Франкл описал в книге «Психолог в концентрационном лагере», которая вышла вскоре после войны. Он хотел издать ее анонимно, не думая, что кто-то ею заинтересуется, и только друзья убедили его все-таки поставить свое имя. Именно эта работа стала самой известной.

В 1946 году Виктор Франкл становится директором Венской неврологической поликлиники, с 1947 года начинает преподавать в Венском университете, пишет одну за другой несколько книг. Его «Человек в поисках смысла» переводится на 24 языка. С 1960-х годов он много ездит по миру и чувствует, что в это относительно мирное время проблема смысла жизни стала еще актуальнее. В послевоенном мире, более динамичном, более развитом и богатом, люди обрели больше возможностей и перспектив, но стали утрачивать осмысленность жизни.

Франкл назвал свою психотерапию вершинной, потому что видел в человеческой душе высоты, к которым нужно стремиться. И говорил, что человеку надо помочь обрести мужество духовно жить, напомнить ему, что у него есть дух. «Несмотря на нашу веру в человеческий потенциал человека, мы не должны закрывать глаза на то, что человечные люди являются... меньшинством, - писал Франкл. - Но именно поэтому каждый из нас чувствует вызов присоединиться к этому меньшинству». Человек чем-то похож на самолет, шутил он. Самолет может ездить и по земле, но, чтобы доказать, что он самолет, он должен подняться в воздух. Так же и мы: если мы остаемся на земле, никто и не догадается, что мы сможем полететь.

Когда Франкла просили сказать, в чем смысл жизни, он улыбался. Ведь универсального, единственно правильного ответа на этот вопрос нет. У каждого человека и у каждого мгновения смысл свой, уникальный. «В мире нет такой ситуации, которая не содержала бы ядро смысла, - считал Франкл. - Но мало наполнять жизнь смыслом, надо воспринимать ее как миссию, осознавая свою ответственность за конечный результат».

Обсудить статью в сообществе